– Мог бы их в приют отдать, долбанный урод, – прошипела я, ощутив необъятную злость.

Этот мир полнится уродами. И, как мы успели убедиться благодаря моему фальшивому дяде, в будущем их меньше не станет. Собственными бы руками придушила каждого, кто смеет обижать того, кто не может дать отпор. К сожалению, я сама отношусь к последней группе и явно не смогу тягаться с такими, как Жюльен. Я лишь надеюсь, что полиция подоспела вовремя и скрутила его, заперев на веки вечные за решёткой, где ему самое место.

Что же сейчас с Анаис? Я бросила её. Бросила Стефана. Но я не смогу снова увидеть его безжизненное тело. Если увижу, то окончательно пойму, что он мертв. А так я могу думать, что он вовсе не умер и живёт сейчас спокойной жизнью в особняке Арно…

– Эй. – Софи дотронулась ладонью до моего лба, и возникшая в груди боль и скорбь стали угасать. – Если твои эмоции снова станут все сметать на своём пути, то нам обеим будет плохо. Я, кажется, знаю, что может помочь твоей душе. Искусство. Могу дать холст и краски.

– Я не умею рисовать.

– Каждый человек умеет рисовать, – возразила Софи. – Я считаю, что нам от природы даны такие способности как пение, танцы и рисование. Нужно лишь развить их в себе. Попробуй сесть за мольберт и что-нибудь нарисовать. Что угодно, все, что увидишь, или все, что придёт тебе в голову. Дай волю фантазии и откинь мысли о том, что ты не умеешь рисовать, куда подальше. Сама удивишься тому, что получится.

Софи меня убедила. Я села за второй мольберт перед белоснежным холстом с кистью в одной руке и деревянной палитрой в другой. Минут десять я сидела, прокручивая в голове, что можно нарисовать. Когда нечто толкнуло меня в ногу, я встрепенулась и опустила взгляд. На меня взирали два желтых кошачьих глаза. Марси проснулась и теперь крутилась у моих ног. Когда я вгляделась в мордочку кошки, то заметила несколько шрамов под её глазом и порванное ухо. Всю её семью убили, но она осталась. Она боролась за жизнь и победила. А желтые глаза так и говорили: я знаю, что такое горе и боль. Я тоже через это прошла. Но я живу дальше рядом с человеком, который меня поддерживает. Многие через это проходят и справляются с этим. И ты справишься.

И я тут же поняла, что буду рисовать.

***

К вечеру на моем холсте загорелись два желтых глаза с черными зрачками. К шерсти я пока не переходила, мне хотелось как можно скорее передать все свои чувства и эмоции, которые возникли, когда я заглянула в эти мудрые кошачьи глаза. Софи меня не тревожила, и, по правде сказать, я так увлеклась вырисовыванием желтой радужки, что позабыла о том, что девушка сидит рядом в этой же комнате. Мир для меня остановился и отошел на второй план. Была только я, палитра с кистями и холст.

– Софи, ты вернешь нам чайник? – неожиданный низкий голос заставил меня выйти из моего желтоглазого мира.

Я развернулась в сторону двери. Там стоял высокий темнокожий парень, молодой, примерно того же возраста, что и Софи. По его плечам спускались тугие дреды с разноцветными резинками, а глаза блестели, как маслины, от света тусклой желтой лампы.

Софи я увидела свернувшейся калачиком на диване. Скорее всего ночью она где-то тусила: либо в клубе, либо в соседних комнатах, потому что вчера вечером оттуда доносилась музыка и смех.

– Ой, Тьери, бери, он на тумбе, – пробормотала Софи, поднимаясь и потирая глаза.

– Я вижу в нашей семье пополнение, – парень глянул на меня. – Как вас зовут, милое создание?

– Эль, – пискнула я, чуть не выронив кисть из руки.

– Приятно с вами познакомиться. Меня зовут Тьери, – он протянул мне ладонь, которую я неуклюже пожала, а после подошел к тумбе и взял чайник.

Софи решила пояснить:

– Эль теперь будет жить с нами. Я знаю, что свободных комнат нет, поэтому мы разделим эту. – Ее тон был решительным и не терпел возражений.

– Ты должна обсудить это с другими. А потом ей придется пройти проверку.

– Я понимаю.

– Хорошо, тогда соберемся за ужином и обо всем поговорим. Я буду всеми руками за то, чтобы вам позволили тут остаться, мадемуазель Эль! – Тьери картинно поклонился и скрылся за дверью вместе с чайником.

– Он немного чудаковатый, но мне он нравится. Хороший парень.

– Что за проверка? Что если я ее не пройду? – взволнованно спросила я, пропустив слова Софи мимо ушей.

Тьери не на шутку меня напугал. Я даже не знала, что в сквотах все настолько сложно. Только я смогла поверить, что какое-то время смогу пожить тут и не умереть под слоями мокрого парижского снега, как эта вера пошатнулась. Я уже представила себя, скитающуюся по занесенным снегом улицам и добывающую пропитание воровством. Потому что в детский приют я ни за что не пойду.

Софи поспешила меня успокоить:

– Конечно, пройдёшь. Не переживай, тут люди – не звери.

– А что будут проверять?

– Ну, например, твои умения. Ребята проверят, что ты можешь делать и какая от тебя будет польза. Так же посмотрят, как ты уживаешься с другими, потому что тут находят пристанище люди разных национальностей. Мы семья, и принимаем друг друга такими, какие мы есть. У нас все равны, все дружны. Каждый занимается чем-то своим, но в то же время вносит вклад в общее дело. Но я видела тебя и твою жизнь, поэтому уверена, что тебя примут.