Шрифт:
Он пошел в ванную, и из мешочка первой помощи взял вату и рулон пластыря. Он принес все это на стол.
Он положил слой ваты на свернутый кусочек фольги – слой ваты, меньший по площади, чем фольга – и начал заклеивать сверху вату и фольгу большими перехлестывающими полосами пластыря телесного цвета. Концы полос он слегка, некрепко, приклеил к столу.
Дверь открылась, он обернулся, закрывая то, что делает, и пряча рулон пластыря в карман. Это был Карл КК из соседней комнаты.
– Ты готов завтракать? – спросил Карл.
– Я уже, – ответил он.
– О, – сказал Карл, – увидимся позже.
– Верно, – сказал он, и улыбнулся.
Карл закрыл дверь.
Он закончил наклеивать пластырь, затем оторвал концы полос от стола и отнес повязку, которую сделал, в ванную.
Положил повязку фольгой вверх на край раковины и закатал рукав.
Он взял повязку и аккуратно приложил фольгой к внутренней стороне руки, в том месте, где ее должен будет коснуться инъекционный диск. Прижал повязку и прочно приклеил выступающие части пластыря к коже.
Лист. Защита. Сработает или нет?
Если сработает, он будет думать только о Лайлак, не об островах. Если он обнаружит, что думает об островах, то скажет своему советчику.
Он опустил рукав.
В восемь часов он встал в очередь в лечебный кабинет. Он стоял, скрестив руки на груди, держась ладонью за то место, где под рукавом была повязка – чтобы согреть ее, на случай, если инъекционный диск реагирует на температуру.
«Я болен. – думал он. – Я заболею всеми болезнями: раком, оспой, холерой – всеми. На моем лице вырастут волосы!»
Он сделает это только один раз. При первом признаке, что что-нибудь не так, он скажет советчику.
Может быть, и не сработает.
Подошла его очередь. Он закатал рукав до локтя, вставил кисть в окаймленное резиной отверстие лечебного блока, а затем оттянул рукав до плеча, одновременно пропихивая руку дальше.
Он почувствовал, как сканер нашел его браслет, и легкое давление инъекционного диска на ватную повязку…
Ничего не произошло.
– Ты уже все, – произнес член за его спиной. На блоке снова горел синий огонек.
– Ox, – сказал он и опустил рукав, вынимая руку.
Ему надо было идти прямо на поручение.
После обеда он вернулся в свою комнату и в ванной снял повязку. Фольга не была повреждена, но кожа тоже не бывала поврежденной после лечения. Он оторвал слой фольги от пластыря.
Вата посерела и свернулась. Он выжал повязку над раковиной, и из ваты брызнула струйка прозрачной жидкости.
Осознание приходило, с каждым днем все больше и больше.
Вернулась память, с более жесткими, горькими деталями.
Вернулись ощущения. Негодование на Уни превратилось в ненависть, влечение к Лайлак переросло в неутолимый голод.
Опять он играл по-старому: был нормальным на поручении, нормальным с советчиком, нормальным со своей подружкой. Но день ото дня этот обман все больше раздражал его, злил, все труднее становилось притворяться.
В день следующего лечения он сделал новую повязку из фольги, ваты и пластыря и опять выжал из нее несколько капель прозрачной жидкости.
На подбородке, щеках и верхней губе у него появились черные точки – начали расти волосы. Он разобрал свою машинку для стрижки, проволокой примотал одно лезвие к ручке и каждое утро до первого сигнала мылил лицо и сбривал черные точки.
Каждую ночь ему снились сны. Иногда во сне наступал оргазм.
Это все больше и больше сводило с ума – притворяться спокойным и удовлетворенным, смиренным и хорошим! В Марксово Рождество он бежал трусцой по пляжу, а потом помчался, помчался прочь от членов, которые трусили вместе с ним, прочь от загорающей, жующей пироги Семьи. Он бежал, пока берег не сузился и пляж не превратился в мелкий и острый камень, и он бежал по камням и скользким древним развалинам. Потом он остановился, и один, обнаженный, между океаном и парящими утесами, сжал руки в кулаки и стал бить ими об утесы, крича «Бить их» чистому синему небу, и крутил и рвал неуязвимую цепь своего браслета.
Шел 169 год, пятое мая. Шесть с половиной лет было потеряно. Шесть с половиной лет! Ему тридцать четыре. Он в США 90058.
А где она? Еще в Инд, или где-то еще? На Земле она или на звездном корабле?
И жива ли она, как он, или мертва, как все остальные в Семье?
Глава 2
Теперь было легче, когда он разбил руки и накричался, легче медленно идти с довольной улыбочкой, смотреть телевизор и на экран микроскопа, сидеть рядом с подружкой на концертах в амфитеатре.