— Директор, — через силу улыбнулся Драко, сверкнув кольцом. — Я тут по делам рода, а вы? Прогуливаете? На кого бросили учеников?

Союзники Драко чуть расслабились: «Годится!». Но директор не мог оставить за Малфоем последнее слово.

— Драко, мальчик мой, надеюсь, ты понимаешь всю серьезность принимаемых здесь решений? Ты уверен в своей способности разобраться, что во зло, а что во благо? Я возглавляю этот суд уже много лет и не всегда могу предсказать, что получится в результате принятия того или иного решения. А ты можешь это предвидеть?

Драко почувствовал реальную угрозу в словах Верховного чародея. Ну что ж, он знал, что просто не будет.

Постепенно зал заседаний заполнился, и настало время начинать. Дамблдор занял свое место председательствующего, а Драко — скамью, испокон веков закрепленную за Блэками. Малфой знал, что перед каждым советом старейшин, прежде чем утвердить повестку дня, присутствующим давали слово для внесения тем для рассмотрения, а также для того, чтобы сделать заявление.

— Объявляю заседание Визенгамота открытым! — провозгласил Верховный чародей. — Предлагаю желающим сделать заявление поднять палочку!

Драко поднял свою и с удивлением обнаружил, что, кроме него, никто не собирается ничего заявлять. То ли у других волшебников не было для этого повода, то ли, что более вероятно, все с нетерпением ждали представления нового члена Визенгамота и отложили свои не столь важные дела на другой раз.

— Драко Малфой, прошу! — благожелательно улыбнувшись, разрешил Дамблдор.

— Драко Люциус Малфой, лорд Блэк! — отбрил юноша старикана, и в ходе заседания не забывающего поставить мальчишку на место. — Я заявляю, что с сегодняшнего заседания и впредь я буду занимать скамью рода Блэк по праву лорда и буду голосовать на благо своего рода и ради процветания своей родной страны. Также я выношу на рассмотрение судей Визенгамота вопрос о снятии вето министра Фаджа на пересмотр дела Нарциссы Малфой, урожденной Блэк, и о её освобождении в связи с непричастностью к попытке захвата власти Сами-Знаете-Кем в 1991 году.

Верховный чародей включил этот вопрос в повестку дня под первым пунктом. Драко не смог понять, хорошо это или плохо. Оставалось ждать.

Поднялся министр.

— Дело пожирателей от девяносто первого года пересмотру не подлежит!

Раздался властный голос Огдена, с места спрашивающего Фаджа:

— Вы уверены, Корнелиус, что в деле Нарциссы Малфой-Блэк, единственной ведьмы, осужденной в том процессе, не было перегибов?

Тиберия поддержал согласный гул голосов.

Министр прибег к обычной тактике.

— Моя заместительница Долорес Амбридж даст квалифицированный ответ на этот запрос. Долорес, прошу.

Амбридж встала и вышла вперед. Сегодня её любовь к розовому безумию скрывала глухая черная мантия, но вот кольцо с крупным розовым топазом было хорошо заметно. Долли не без причины гордилась им, ведь камень, один из наиболее редких среди собратьев, был добыт в Бразилии. Считалось, что розовые топазы хорошо впитывают магию, ну и красивы, конечно же.

Все взгляды устремились на помощницу министра в ожидании того, как она будет объяснять отказ начальника пересмотреть это явно плохо пахнущее дело.

Долорес приосанилась, открыла рот и произнесла очень ква-лифицированный ответ:

— Ква. Ку-ак ку-ак ку-а-а-ак!

Все взгляды устремились на помощницу министра, которая произнесла очень ква-лифицированный ответ:

— Ква. Ку-ак ку-ак ку-а-а-ак!

В первые несколько секунд ничего не происходило, собравшиеся вполне серьезно внимали красноречию Амбридж, но стоило ей повторить руладу, как со скамей зрителей раздались смешки. Замминистра проквакала еще пару «слов», прежде чем до неё самой дошло, какие звуки она издаёт. Долорес замотала головой так сильно, что показалось, она у неё отвалится.

Встал встревоженный министр.

— Прошу объявить перерыв!

Дамблдор не стал возражать, прервав заседание на десять минут.

Амбридж подошла к Фаджу и заговорила с ним; содержание беседы слышно не было, но угадывались слова нормальной человеческой речи. Драко просто не знал, куда смотреть, что запоминать, чтобы потом показать Северусу: смешки и обидные для «жабы» комментарии раздавались теперь и среди носящих сливовые мантии. К примеру, ведьма непонятного возраста, сидевшая неподалеку от Драко, не очень стараясь говорить потише, делилась с соседом впечатлениями:

— Кажется, Долорес скинула чары, а жалко, я дала бы пару галеонов, чтобы она еще что-нибудь квакнула. Недаром её за глаза называют жабой!

— Глупости! Никакая она не жаба, а самая настоящая паучиха! — не согласился собеседник. — Хотел бы я знать, кто такой безрассудный, что связался с ведьмой её положения и характера. — (Драко расправил плечи) — Она его найдет и поквитается! Хотя зрелище вышло в высшей степени достойное. Хоть раз её речь в Визенгамоте было приятно слушать.

Драко мог пообещать, что если этому волшебнику так нравится кваканье, да еще в столь блистательном исполнении, то теперь у него каждое заседание есть шанс. Чары из старинного гримуара Блэков, наложенные Снейпом, не должны были позволить Амбридж издавать в людных местах иные звуки, кроме лягушачьих концертов.