– Тэд?
– Луна отражалась на ее черных волосах, дико метавшихся позади нее, а босые ноги ударялись об острые камни.
– О боже мой!
– Она резко сокращает расстояние и обхватывает ладонями лицо Тэда, поднимая его к себе.
– Что случилось?

– Его подстрелили, - говорю я.

Дикие, темные глаза Ханны встречаются с моими, и я вижу это… она винит меня. А почему бы и нет?

– Тащите его внутрь.

Она вскакивает на ноги и бежит к дому. Мы следуем за ней, ступеньки на крыльце прогибаются и скрипят, пока мы поднимаемся по ним.

Внутри Ханна бросает белую простыню на кухонный стол и жестом показывает нам положить Тэда на него. Пока мы с Джоэлом поднимаем его и устраиваем на столешнице, Ханна открывает третий кухонный шкаф, тот, что внизу, рядом с духовкой, и достает большую медицинскую сумку. Бросив ту на пол, она смотрит на Хасса, ее щеки влажные от слез. Она рассержено смахивает их.

– Достань из шкафа мою хирургическую сумку и поторопись.

Хасс исчезает, а Ханна подходит к Тэду, отталкивая меня с дороги.

– Ты думаешь, он…

– Не знаю, - огрызается она.
– Не знаю, умрет ли он. Не знаю, смогу ли спасти его.
– Одинокая слеза скатывается по ее щеке, блестя на гладкой темной коже. Девушка поворачивается к Монике, которая неловко мнется у входа на кухню.
– Ты никогда раньше не помогала хирургу, да?

Моника качает головой, жесткие светлые волосы падают ей на лицо.

– Нет, мэм.

– Ничего страшного. Просто делай, что я тебе говорю, хорошо?

Моника отступает, обхватив себя тощими руками.

– Не думаю, что смогу…

– Я могу помочь, - вмешиваюсь я, шагнув к Тэду.

Хасс входит в комнату, неся здоровой рукой большую черную сумку.

– Ты уже достаточно сделал.
– Ханна кладет руку на грудь Тэда.
– Сначала Джордан, теперь Тэд? Сколько еще людей ты втянешь в свою проблему?

Я вздрагиваю, когда Джоэл делает шаг вперед.

– Успокойтесь, леди. Никто не заставлял их…

– Она права.
– Я разворачиваюсь и направляюсь к входной двери.
– Я буду снаружи.

– Вы двое идите с ним. Я не хочу отвлекаться.
– Ханна стискивает зубы.
– Только не ты, девочка. Мне нужна твоя помощь.

Я толкаю москитную дверь, и она распахивается, ударившись о дом. Выхожу на крыльцо, пока она не захлопнулась у меня перед носом. Холодный резкий воздух ударяет по мне. От холода волоски на руках встают дыбом, и на вдохе дыхание обрывается. Мои тяжелые ботинки громко стучат по гниющему дереву, но по сравнению с головной болью, гудящей в частичке — каждой частичке — моего мозга, это тихий шепот.

– Не парься о ней, - бормочет Хасс, проскальзывая на крыльцо. Выдохнув, он подходит к дальней стороне и падает в шаткое кресло-качалку.
– Тэд - ее детская любовь.

– Они вместе?
– спрашивает Джоэл, закрывая за собой деревянную дверь.

Хасс качает головой, закидывая ноги на деревянные перила.

– Нет. Она любит его. А он любит себя.

Скрестив руки на груди, я прислоняюсь к тонкому деревянному столбу, что поддерживает вес жестяного навеса над нами. Смотрю на Хасса. Смотрю, как расслабленно он задрал ноги, словно ему все равно.

– Ты уверен, что хочешь быть здесь, когда Тэд очнется? Когда узнает, что ты сделал…

Хасс опускает ноги, садится, подавшись вперед, и, прищурившись, смотрит на меня.

– А ты бы не сделал то же самое?

Блядь, нет.

– Предал своих друзей?

– Защитил свою семью.

Джоэл смотрит на меня, и я вижу это по его лицу. Сострадание. Понимание. Он не считает Хасса ответственным за то, что случилось с Эмили… но могу гарантировать, что, если бы на ее месте была Моника, он бы уже пристрелил Хасса. Это факт.

– Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, Джай, но дело не в какой-то бабе, которую я встретил в гребаном туннеле. Речь идет о моем сыне. Частичке меня, которую я растил с самого рождения. Мне жаль это говорить, но он превосходит твою маленькую подружку. Говори мне все, что хочешь. Сделай все, что захочешь, но я убил бы ее сам, если бы дело дошло до выбора между ней и моим мальчиком. Каждый. Раз.

Я стискиваю зубы. Мое эго хочет бороться с ним, а сердце хочет расплющить каждую косточку в его теле, но моя голова… ну, моя голова пытается убедить меня, что Хасс должен был сделать, что сделал. Гнев сочится из моих пор, и моя кровь остывает. У него есть ребенок… он сделал то, что сделал бы на его месте я. Оттолкнувшись от опоры, я подхожу к ступенькам и сажусь. Без гнева, без того, чтобы винить кого-то, боль внутри меня разворачивается, нападая на единственного человека, которого я могу считать ответственным за потерю Эмили…