Шрифт:
Илюша немного завидовал Витьке, не задумываясь тогда над тем, что человек такое странное существо, что может завидовать даже чужой боли. Илюша не понимал ещё, что боль могут принести даже счастливые воспоминания. Илюша знал всё: что отец был, что он ушёл на фронт, что мама получила на него похоронку, из-за чего сильно постарела, но настоящего, живого отца в памяти мальчика не было…
10
Тоня долго не могла прийти в себя после гибели родителей, свыкнуться с этой новой ужасающей реальностью.
Потом, когда душа чуть-чуть отболела, она со страхом поняла, что и сама находилась на волосок от смерти, да не одна, а вместе с сыном.
В тот роковой день она отправилась с ним в поликлинику к педиатру: у малыша высыпала сыпь на тельце, он плакал. К счастью, ничего серьёзного доктор не обнаружил, протёр малыша каким-то раствором, указал молодой маме, как и что ей нужно делать в дальнейшем. Прощаясь, сказал, что если всё-таки намеченное лечение не поможет, заглянуть к нему вновь через недельку.
Домой Тоня возвращалась немного успокоенная. И Костик, побывав в сильных и ласковых руках доктора, вдруг заснул и, наверно, проспал бы до самого дома, если бы не завыла сирена, предупреждающая об очередном налёте фашистских бомбардировщиков.
Тоня прибавила шагу, но вскоре поняла, что к тому бомбоубежищу, куда они во время налётов спускались вместе с родителями, она не успевает.
Тоня свернула на Петровку, в конце которой находился её дом, но тут какая-то женщина в овчинном тулупе и синем берете с белой повязкой на руке, перегородила ей путь.
– Скорее, скорее мамаша в бомбоубежище, – и указала направление.
А с улиц и переулков туда уже устремились люди. Двое мужчин помогли Тоне спустить по ступенькам коляску – ступеньки были крутые, выщербленные, того и гляди, нога подвернется – костей не соберёшь.
Народу внутри убежища набилось много, было душно. Разговаривали вполголоса, словно боялись, что хозяйничавшие в небе фашисты их услышат и закидают бомбами.
Налёт в этот раз длился очень долго, дольше обычного – так, по крайней мере, показалось Тоне. Она впервые была в укрытии без родителей. И очень переживала за них, как они там? Они ведь такие несобранные, особенно папа, всё мешкают, мешкают, когда нужно скорее бежать! Конечно, и они сейчас беспокоятся о дочери с внуком, думала Тоня. Ах, как немного ей не хватило, чтобы добраться до дома, каких-то десяти минуту!
Наши зенитки лупили без передышки и, наконец, прогнали ненасытных стервятников. Но ещё минут десять после затишья на улицу не выпускали, ждали, прислушиваясь. И вскоре услышали долгожданный отбой воздушной тревоги. Теперь людям предстояло узнать, какие беды на этот раз принесли им проклятые «железные птицы» со свастикой на крыльях.
От пожаров небо было малиново-красным. В воздухе ощущался привкус пыли, исходившей от разбомбленных домов. У Тони тревожно забилось сердце, когда она увидела, что в том направлении, где находится её дом, в небо поднимается дым. Она, толкая впереди себя коляску с всё ещё спавшим ребёнком, поспешила к дому.
А на месте дома – огромная воронка, из чрева которой валил чёрный дым, словно из преисподней. Прямое попадание, как сказал кто-то стоявший неподалёку от этой жуткой чёрной дыры. Где-то поблизости уже слышались завывания пожарных машин…
Потихоньку у разбомбленного дома стали собираться жильцы, однако, родителей своих среди них Тоня не обнаружила. Кинулась расспрашивать соседей, но никто толком ничего сказать не мог. Были ли они в бомбоубежище? Вроде да, вроде нет. Наверно, не все и понимали, глядя на эту страшную воронку, о чём их спрашивали. Только Маша Оборина, бывшая одноклассница Тони, вспомнила, что, спускаясь, она видела стоявшую на лестничной клетке Марию Васильевну с узелком в руках, ожидавшей мужа, возвратившегося в квартиру за какой-то книжкой…
Вечно отец что-то забывает, с отчаянием подумала Тоня и нетерпеливо спросила Машу:
– А в бомбоубежище ты их видела?
Та задумалась.
– Нет… не помню, если честно, – ответила.
От страшного предчувствия Тоню трясло, порыскав ещё в толпе, она кинулась в бомбоубежище: может родители остались там? Папа, если увлёкся какой-то книгой, мог остаться, несмотря на уговоры жены.
С коляской, колёса которой то и дело натыкались на разбросанный повсюду битый кирпич, быстро передвигаться было нелегко. От качки проснулся Костик, захныкал, потребовал есть. Тоня вынуждена была присесть на исковерканную лавочку, встретившуюся ей на пути, и дать сыну грудь. Поев, Костик блаженно отрыгнул и вновь уснул.
В бомбоубежище родителей не оказалось…
И вдруг обнадёживающая мысль пришла Тоне в голову: родители-то тоже её ищут, не могут не искать. А где её искать? В поликлинике конечно! Ну не в самой, конечно, а в бомбоубежище, расположенном вблизи неё! Туда и нужно бежать, может по пути они и встретятся!
Пожары постепенно угасали, небо темнело, наступал вечер. Родителей она нигде не нашла. Как последняя надежда – может быть, они отправились к Алёне Даниловне? Почему, зачем – эти вопросы Тоня себе не задавала. Могут они там быть? Могут! Значит и ей нужно идти к свекрови. И она поспешила на Троицкую.