– Давайте вернемся к вашей биографии. К своим зрелым годам вы оказались ни белым, ни красным.

– Принимать как упрек? Немного ли решили поднять? По-моему вес не по вашим силам, – Иволгин хотел еще раз вывести мадам из равновесия.

– Не пытайтесь обойти меня на вираже, не получится, штабс-капитан, – мадам снова ехидно улыбнулась.

Она выложила перед Иволгиным конверт.

– Откройте его и взгляните на фото, – сказала Катрин и вышла из своей каморки.

По размеру стандартная фотография. На ней изображен офицер вермахта из войск связи. Нет, Иволгин не почувствовал никакой искры, никак не екнуло сердце. Он перевернул фотографию и прочитал: «Алекс Вернер, январь 1942 год». Почему-то изображение расплылось, стало не резким. Иволгин почувствовал, что независимо от его воли, на глаза навернулись слезы, он их смахнул и продолжал смотреть на фотографию. При этом он забыл, где находится, зачем оказался в тесной каморке. Он смотрел на лицо парня и перед глазами проплывали игры с трехлетним пацаном в детской матроске.

Вернуло его к действительности появление мадам.

– Вы все поняли? А знаете скольких усилий, трудов и риска стоило моему курьеру доставить из Берлина за двое суток эту фотографию?

– Кто вы, мадам Морель?

– Я именно та, без которой вы очень скоро окажетесь в тупике без права выхода. Позволю спросить еще раз, зачем организации потребовался Андре Шьянсе? Почему его розыск на контроле у рейхсминистра?

– Меня можно убить, можно предать. Про меня можно говорить и думать, что угодно. Но причем во всей нашей кутерьме судьба моего сына?

– Думала сделать вам приятное, волнительное, но приятное. Вы же сына не видели почти тридцать лет.

– Как у него дела? Жива ли моя бывшая жена Зинаида, то есть Урсула? Говорите только то, что знаете. Придумки мне ни к чему.

– Ваша жена жива, про здоровье не знаю. Сын офицер абвера и довольно успешный.

– Алекс на Восточном фронте?

– Он совсем в других краях. Был один старший офицер СС, норовил его отправить на бойню, любым способом уничтожить вашего сына, но сам внезапно погиб.

– Вы хотите сказать, что результат нашего разговора никак не повлияет на судьбу моего сына?

– Не будем смешивать вашего сына с мытарствами его заблудшего отца. Так какой интерес у рейхсминистра к сыну русского заводчика Воропаева-Каравайщикова.

– Нательный крестик. Если крестик именно тот, который он получил при крещении, то с обратной стороны должны значится цифры или буквы, нанесенные гравером.

– Понимаю так, что именно в этом весь интерес к Андрею?

– Да.

– Чего они хотят там увидеть – Координаты местности, где спрятана четвертая часть Великого квадрата Тибетской реликвии.

Услышав это, Иволгин посмотрел на часы:

– Думаю, Хартманн не поймет мое долгое отсутствие.

– Наша беседа затянулась, но еще не закончена. Послушайте меня. Пока Хартманн может принимать ваши действия по розыску наследника. Ну десять дней, ну две недели. Но потом жестко потребует конкретного результата. И в том, и в другом случае вас просто спишут за ненадобностью.

– Думаете, не осознаю, что надо бежать. Но куда? – Иволгин осознал, что мадам Морель – единственный человек, который понимает его положение.

– Я вам помогу. Только без Кондратьева. Двоих мне не потянуть.

– Буду вам очень признателен, но возникает естественный вопрос. В чем моя ценность? Стоит ли из-за меня рисковать?

– Что ж, откровенно! Отвечу так же. Благодарите сына. Он готов с нами сотрудничать, если спасем вас от неминуемой гибели.

– Хотите сказать, в концлагере люди тоже живут.

– Речь идет о выводе вас в нейтральную страну.

– Мне не безразлично, что будет с Андреем Воропаевым – Андрэ Шьянсе. Вы уверены, что он в безопасности.

– С ним будет все в порядке. Откуда такое беспокойство?

– Мне нужно доиграть начатую игру, – ответил Иволгин.

Твердое решение мадам Морель не ввязываться в игры с Сопротивлением Хартманн воспринял совершенно равнодушно. Скорее всего игры патриотов ему были безразличны. По большому счету и мадам Морель тоже. У штурмбанфюрера были две задачи: найти крестик Шьянсе и получить сведения про золотую карету скифов. Скорее задача была одна, а карета просто подоспела к месту. Когда Иволгин рассказывал про страхи Картин перед грядущей встречей с бойцами Сопротивления, Хартманн закатил глаза под потолок, а потом резко впился ими в Иволгина. Явно он о чем-то хотел спросить, вопрос вертелся у него на языке, Иволгин ждал. Совершенно неожиданно прозвучал вопрос о его физической близости с мадам Морель.

– Ах, герр Хартманн, мне безусловно льстит, что при общении со мной мадам кокетничает и даже пытается иллюстрировать свои прелести. Чуть больше оголены у нее колени, вырез на груди мог быть скромнее. Но мне нужен повод, чтобы оказаться с ней в интимной обстановке. Не буду же я лезть с поцелуями в каморке, где разойтись двоим невозможно. Я уже не в том возрасте, чтобы по-походному.

– Какие же вы русские распущенные! Немного женского обаяния и вы уже готовы сломя голову мчаться в постель. Потешили свое мужское самолюбие и хватит. Пора заниматься делом. Изабель Гастор умерла от болезни в 1939 году. Зато месье Бертран установил адрес Андре. Он живет в доме казарменного типа, который принадлежит Российскому общевоинскому союзу. Пьер знает адрес, езжайте туда и попробуйте познакомиться с Андре. Уверен, поймете друг друга быстро. Месье Бертран всю работу по сути сделал за вас.