– Потому что, когда холодно, ходят в шапках, - чуть помедленней объяснил Чувал.

– Ты видишь, я не смеюсь, - сказал я Чувалу.
– Так что же ты так смущаешься? Внимательно слушай меня. Я вижу, что без моих наводящих вопросов толку не будет.

Я стал задавать наводящие вопросы, и вскоре все выяснилось. Оказывается, польский старичок снимал перед Чувалом шляпу и раскланивался. Чувал раз попробовал снять перед ним шапку, но сразу же передумал: уж очень неловко получалось - так и осталась на голове с задранным козырьком. Эдуард Казимирович вполне мог подумать, что Чувал над ним насмехается. С тех пор Чувал в холодные времена года прячется от Эдуарда Казимировича. Не жизнь, а мука: Эдуард Казимирович часто выходит прогуляться. А сегодня Чувалу купили новую шапку, он стал ее примерять да и вышел в ней на лестницу. И такое невезение - столкнулся с Эдуардом Казимировичем и так растерялся, что бросился вниз по ступенькам и чуть не протаранил старика.

Меня эта история почему-то взволновала. Я заходил по комнате, обдумывая, какой Чувалу дать совет.

– Ну что ты наделал, Чувал!
– говорил я.
– Зачем ты обижаешь старого человека? Он перед каждым сопляком шляпу снимает, а ты... Это высокая культура, учти! А что, если этот прекрасный человек решил, что он тебе неприятен?

– Вот и я об этом думаю!
– сказал Чувал.
– Быстроглазый, придумай-ка что-нибудь!..

– Придумаю, - сказал я.
– Ты, случайно, не говорил в присутствии старика: "Какой неприятный"?

– Да ты что!

– Ну да, конечно, - сказал я.
– Ты на такое не способен. Но есть такие: ранят в самое сердце, а потом радуются. Есть, есть, Чувал, не удивляйся! Сиди спокойно, я вот еще немного подумаю и избавлю тебя от твоих мук.

Минуты две я ходил по комнате, и мне все стало ясно, и план появился.

– Все дело в том, Чувал, - приступил я к спасению человека, - что ты не догадываешься, сколько радости в движении. Я давно это заметил. Ну-ка сделай вот так руками. А теперь так! А теперь, пожалуйста, ножкой вот так. Скажи, тебе все это доставляет радость? Нет! Может, ты и бегать не любишь?

Чувал ответил, что бегать - еще так-сяк, пожалуй, нравится.

– Ты скованный человек!
– сказал я.
– Тебе же все равно, что дома сидеть, что по улице ходить, тебе безразлично, что твои ноги и руки проделывают. Ты закрепощен, как говорят спортсмены, ты связан - в общем, задеревенел. Куда тебе здороваться со старым поляком! Ну-ка догадайся, что в срочном порядке тебе нужно? Не можешь? Кружок современных танцев. У нас тут неподалеку, в клубе полиграфистов, такой кружок есть. Я тебя запишу. А пока что давай научимся самому необходимому.

Минут пятнадцать я обучал Чувала перед зеркалом снимать шапку и кланяться. Хиггинс тоже решил подучиться - я ему принес из прихожей папину шляпу. Дело шло совсем плохо. Я обнаружил, что голос у Чувала тоже задеревенел. "Приветствую вас! Как поживаете?" он произносил таким тоном, что можно было подумать, он собирается съездить тебя по челюсти.

– С таким голосом, - сказал я, - только в грабители. А ну давай попробуем другое. Ну-ка расслабься. Жаль, что у тебя нет очков. Один мой знакомый десятиклассник при встрече вместо шапки снимает очки и говорит: "Салют, милейший!"

Мы испробовали с Чувалом новый вариант. Так как очков у него не было, он просто прикладывал ладонь к виску. Дело пошло, он все больше и больше веселел. Я уже прекратил занятия, а Чувал все прикладывал руку к виску и выкрикивал: "Салют, милейший!" Он сказал, что при первой же встрече вот так, раскованно, поздоровается с Эдуардом Казимировичем.

Я сел на диван передохнуть.

– Какие еще трудности?
– спросил я Чувала.

Он опять засмущался.

– Ты, конечно, заметил, Быстроглазый, - приступил он к изложению другой своей трудности, - что я иногда ухожу с уроков. Но я это делаю не потому, что боюсь двойку получить, а потому, что взволнован...

– Из-за чего?
– перебил я.
– Говори пообстоятельней, потому что ты можешь пропустить важное.

Чувал ответил:

– Мало ли из-за чего!

Сегодня, например, он прогулял из-за того, что одна девочка из параллельного класса, проходя мимо него, сказала подружке: "Какой славный!" Чувал прогулял два урока, все ходил по парку и думал: заговорить с этой девочкой или нет? А вдруг она не о нем сказала? Потом он уже не о девочке думал, а о том, как славно кругом: небо, деревья... И люди такие славные попадаются...

– Чувал, - спросил я строго, - ты подошел к девочке?

Он ответил:

– Нет.

– Продолжай, Чувал, - сказал я.
– Мы в конце подытожим.

– Я кончил, - сказал Чувал.
– Вот. Помогай.

– Тебя бы мало кто понял, - сказал я, - но я понимаю. В том, что ты прогуливаешь уроки, когда взволнован, я не вижу ничего плохого: у тебя такие хорошие мысли во время гуляния - это все искупается. Но я не могу понять, Чувал, другого. Как это ты до сих пор не подошел к девочке? Она ж тебя любит!