Льялос вытащил из внутреннего кармана пиджака узкий конверт и молча протянул его Ромейро. Так же молча тот взял его, аккуратно сложил пополам, разорвал, еще раз сложил половинки и вновь разорвал их.

Они немного помолчали, не глядя друг на друга.

– Вы так чертовски хорошо держитесь, Педро, что меня просто подмывает сказать вам всю правду, - сказал Льялос.
– Или хотя бы ту ее часть, что известна мне, - поправился он.

Ромейро опять не проронил ни звука.

– Я понимаю, что вас бесит, - сказал Льялос.
– Но все было совсем по-другому. Сражались за вас, сражались. Бились, как тигры. А ваши "мальчики" так и просто ходили на пулеметы по три раза в день. Никто вас не предал и не забыл. Даже я. Пока решение не было принято, сколько мог, строил против него козни и плел интриги. А после специально напросился сообщить его вам - заметьте, тайно и даже инкогнито. Почему-то мне думалось, что так будет лучше. Представляете, какой гарнир подали бы к такому сообщению газетные бумагомараки!

– Планировалось и такое?
– мрачно спросил Ромейро.

– Но сорвалось. Хотя силы были слишком уж неравны. А, да черт с ним со всем!
– Льялос в сердцах стукнул кулаком по столу.
– Знаете, Педро, кто был первым вашим клиентом? Нет? Так вот знайте - родной брат Первой Сеньоры Гамма-Дельты. Он шел верным путем в славненький тихий привилегированный сумасшедший дом, и ждать оставалось совсем недолго. А теперь он абсолютно здоров, развел целую кучу благотворительных обществ, бесплатных клиник и тому подобного, но главное - на вполне законном основании стал единственным наследником капиталов своего недавно скончавшегося отца. У президента на носу перевыборы, а Первая Сеньора может помочь ему разве что хорошим советом. Вы хоть раз видели президента по телевизору?

Педро кивнул.

– Тогда мне вам объяснять нечего, - Льялос встал из кресла.
– У разъяренного быка есть хоть кольцо в носу...

"Прошлого у меня нет, будущего у меня нет, настоящего у мне тоже нет, думал Ромейро.
– Жены у меня нет. Детей у меня нет. Что же у меня есть? Счет в банке".

– А знаете, Ромейро, дружище, мне бы тоже невредно было отдохнуть немного в вашем электронном санатории или, в моем случае, скорее, в палате для буйных помешанных. Думаете, легко быть генералом по особым поручениям? А тут еще какой-то умник разработал для меня версию, будто я несколько... любвеобилен - так мне, видите ли, легче будет объяснять свои постоянные отлучки, да и сбору информации донжуанская жизнь способствует, как никакая другая, это уж я вам по собственному печальному опыту скажу. Ну что вы хлопаете глазами? Кто-то за вами всеми должен же, присматривать, если не я, мог бы быть еще и похуже. А у меня, между прочим, семья, трое детей и сеньора Льялос, стоящая их всех, вместе взятых, - я имею в виду: стоящая по затратам.

"Снова деньги, проклятые деньги, - думал Ромейро.
– То их слишком мало, то их слишком много. И никогда - столько, сколько надо для счастья".

– А донжуан из меня такой же, как генерал, - продолжал Льялос. Единственную женщину, к которой когда-нибудь лежало мое сердце, подцепил ваш компаньон. Видел ее, пока шел к вам. Пожалуй, еще похорошела. Надеюсь, это не мешает вашим деловым отношениям с ее мужем?

"Верно, - думал Ромейро.
– Друга у меня тоже, надо полагать, нет, а Миранды у меня по-настоящему никогда и не было".

Они подходили уже к Старушке Молли. Был тот редкий момент, когда она отдыхала от очередного посетителя. К аккумуляторам тянулись кабели - они подзаряжались на следующий год работы. Миранда хлопотала у загрузочной тележки, перекладывая в обширные закрома Старухи тубы с пищей и все остальное, что было необходимо, чтобы превратить Молли в крохотный космический корабль, плывущий по времени своим путем независимо от земных событий.

Ромейро подошел к пульту. Приборы показывали, что зарядка закончена, и он отсоединил кабели. Миранда тоже завершила свою работу и обменивалась с Льялосом ничего не значащими любезностями.

Педро поднял с земли пассатижи, оставленные Риго. Какой-то смутный образ возник в его сознании, что-то вроде руки друга, протянутой в трудный момент. Он шагнул внутрь сурдокамеры. В промежутке между стенками жгуты проводов шли снаружи - их не от кого было здесь прятать. Монтажную схему он помнил наизусть: красный и желтый - телекамера, синий и зеленый сигнал отключения от таймера, вот и весь контакт с миром. Тонкие медные проволочки, окруженные хлорвиниловой трубкой, не оказали стали никакого сопротивления.

Ромейро вышел посмотреть на солнце, которое клонилось уже к закату.

– Послушайте, Гомес!
– крикнул он.
– Не откажите в любезности нажать вон ту кнопку.

Льялос нехотя оторвался от Миранды и подошел к пульту.

– Эту?
– спросил он.
– И когда надо жать?

Педро еще раз посмотрел вокруг. Солнце садилось за спиной у Миранды, четко обрисовывая ее силуэт. Он увидел вдруг, что фигура ее слишком грузна, руки непропорционально длинны, а улыбка, еще не успевшая сойти с лица после разговора с Льялосом, скорее уж вульгарна, чем задорна.

– Через десять секунд после того, как я войду вовнутрь, - сказал он Льялосу.

Хлопнул задраивающий люк, заработали вакуум-насосы.

"Через год будет видно, что делать", - сказал Ромейро самому себе.

Он ничего не хотел и ничего не боялся. Если бы сейчас ветки били не то что по ветровому стеклу, но и прямо по глазам, он не стал бы их зажмуривать.