– Мы не можем испытывать большую гордость, нежели та, что сейчас наполняет наши сердца, – говорит Роб. – Этот день является не только кульминацией наших мечтаний, но и воплощением надежд всех обитателей нашей планеты.

Юнхи фыркает, все еще оставаясь на линии. Но трудно не испытывать благоговения, трепета, когда команда выходит на летное поле под одобрительные возгласы толпы. Я пытаюсь определить, кто из маленьких фигурок – Тэ, и думаю, что он четвертый человек, поднявшийся на корабль, похожий на гладкую серебряную иглу. Он быстро оглядывается по сторонам, затем машет толпе, которая снова приходит в неистовство. Двери закрываются, и затем, под очередные пустые комментарии, начинается обратный отсчет. На мгновение я представляю себе худшее: ракета взрывается, превращаясь в осколки металла и облака пламени. Но потом я говорю себе, что мне не нужно этого делать, что предвидеть худший исход из возможных не означает предотвратить его.

– Они говорят, что это только начало, – замечает Юнхи. – Может быть, всего через несколько лет мы сможем навестить друг друга

Они доходят до последнего отрезка обратного отсчета, и тогда происходит запуск. Ракетное топливо выбрасывает оранжевые и темно-серые облака, когда «серебряная игла» отрывается от земли. Длинный хвост пламени тянется за кораблем, поднимающимся все выше и выше в ясное голубое небо, словно дракон, устремляющийся к звездам.

– Вау, – выдыхает Юнхи, и мы вдвоем, ровно как и зрители в прямом эфире, замолкаем, наблюдая за тем, как ракета стремится ввысь, пока наконец не исчезает из виду.

Я пытаюсь себе представить, что должен чувствовать в этот момент Тэ, пристегнутый ремнями к потустороннему приспособлению, которое уносит его прямо в верхние слои нашей атмосферы и дальше, за миллионы миль, в место, где никто из его знакомых никогда раньше не бывал. Интересно, чувствует ли он страх, или возбуждение, или и то и другое вместе? Интересно, чувствовал ли Апа то же самое, когда впервые отправился в Берингову Воронку, или Умма, когда летела на самолете в Соединенные Штаты?

Я думаю обо всех людях, которых я когда-либо любила, которые исчезли, которые ушли и не вернулись. О тех, кто остался, и о тех, кто был здесь все это время.

И когда прямая трансляция прекращается, а небо темнеет до глубокого, стального серо-голубого цвета вслед за траекторией полета ракеты, я задаюсь вопросом, что будет дальше.

К тому времени, когда мы добираемся до океанариума, он уже кишмя кишит семьями. Хейли, нервничающая в присутствии других детей, берет меня за руку, когда мы входим в двери. Мы обе все еще потеем от июньской влажности на улице.

– Здесь столько малышни, – раздраженно замечает она, когда дети, одетые в яркие наряды, пробегают мимо нас, визжа и пытаясь ускользнуть от своих уставших родителей.

Я помню, каково мне было в ее возрасте, как я всегда чувствовала себя намного более взрослой, чем была на самом деле.

– Ты тоже когда-то была ребенком, – замечаю я. – Я помню, как впервые встретила тебя. Ты была такой крошечной.

Это правда – Хейли родилась преждевременно. Рэйчел позволила мне подержать ее на руках в больнице, и когда она открыла свой маленький ротик, чтобы зевнуть, ее розовый язычок был таким же маленьким и нежным, как у котенка. Я так боялась уронить или задушить ее, что сидела совершенно неподвижно, не в силах пошевелиться. «Как может что-то настолько маленькое выжить», – думала я.

– Не такой уж я была и маленькой, – бурчит Хейли.

– О, да неужели? Я почти уверена, что у твоей мамы сохранились фотографии, подтверждающие мои слова.

– Я была там, – авторитетно заявляет она. – И точно помню.

– С научной точки зрения это невозможно, Хейли, – говорю я, оплачивая наши билеты и улыбаясь парню за стойкой, кажется, новичку.

Может быть, стажер. Сегодня суббота, которая обычно является самым загруженным днем в «Фонтан-плазе», и я задаюсь вопросом, встречу ли кого-нибудь из своих коллег. И насколько странной окажется эта встреча.

– Нет, это правда, – настаивает она. – От тебя пахло корицей.

– Хорошо, – говорю я, потому что легче просто согласиться с Хейли, когда она говорит подобные вещи.

Я чувствую непреодолимое желание обхватить ее руками и прижать к себе. Вместо этого я протягиваю ей карту этажей.

– Ты наш проводник на сегодня, – сообщаю я. – Мы можем пойти туда, куда ты захочешь.

– Правда? – ее вопрос звучит так, словно я только что предложила ей самостоятельно отвезти нас домой. – Мама никогда не позволяет мне выбрать то, что я хочу увидеть в первую очередь.

– Ну, сегодня ее здесь нет, так что правила устанавливаем мы.

Рэйчел спросила, не хочу ли я, чтобы она тоже пришла помочь, когда я позвонила и предложила сводить Хейли в океанариум.

– С ней может быть нелегко, ты же знаешь, – пояснила она.

Но я сказала, что ей нужен выходной от необходимости быть мамой; что она должна сходить куда-нибудь, посетить спа-салон, сделать маникюр или пойти напиться в два часа дня и подцепить незнакомца в баре – что угодно.

– Отлично, за исключением того, что ты теперь тоже лезешь в мои дела по поводу знакомств с людьми, – ответила она, но я слышала, как она улыбалась.