Мне следовало бы послать Ваню куда подальше. Я больше не ребёнок, которого отправили с глупым поручением: возвращаться к отцу с какими-либо ожиданиями, что он и остальные из моего народа не будут полными придурками — это пустая трата времени, и я это прекрасно понимаю. Но, видимо, эта бестолковая увертюра заставляет меня забыть об этом, потому что я слышу, как спрашиваю: — Зачем?

— Придётся поехать и узнать самой, — улыбка Вани не достигает глаз. Я щурюсь, словно ответ вытатуирован у неё на лице. Тем временем Пирс напоминает нам о своём несчастном существовании.

— Дамы. Правая рука? Вызывают? — он смеётся громко и раздражающе. Мне хочется стукнуть его по лбу и сделать ему больно, но я начинаю испытывать лёгкое беспокойство за этого дурака. — Вы, девчонки, увлекаетесь ролевыми играми или…

Наконец он замолкает. Потому что когда Ваня поворачивается к нему, никакая игра света не могла скрыть сиреневый оттенок её глаз. Ни её длинные, идеально белые клыки, сверкающие в свете электрических ламп.

— Т-ты… — Пирс несколько секунд переводит взгляд с меня на неё, бормоча что-то невнятное.

Именно тогда Ваня решает испортить мне жизнь и щелкает на него зубами.

Я вздыхаю, пощипывая переносицу.

Пирс крутится на пятках и бежит мимо моей кабинки, сбивая горшок с фикусом Бенджамина.

— Вампир! Тут вампир… На нас напал вампир, кто-нибудь позвоните в Бюро, кто-нибудь позвоните…

Ваня достаёт ламинированную карточку с логотипом Бюро по связям между Людьми и Вампирами, которая даёт ей дипломатическую неприкосновенность на территории людей. Но смотреть на неё некому: в офисе началась паника, большинство коллег кричат и уже спускаются по аварийной лестнице. Люди топчут друг друга, пытаясь добраться до ближайшего выхода. Я вижу, как Уокер выскакивает из туалета с клочком туалетной бумаги, свисающим с его брюк, и чувствую, как опускаются мои плечи.

— Мне нравилась эта работа, — говорю я Ване, беря в руки обрамлённый полароид с изображением меня и Серены и покорно запихивая его в сумку. — Она была лёгкой. Они купились на мою отмазку о нарушении суточного ритма и разрешили мне приходить по ночам.

— Мои извинения, — говорит она. Без тени сожаления в голосе. — Пойдём со мной.

Мне следует послать её куда подальше, и я это сделаю. Пока же я поддаюсь любопытству и следую за ней, поправляя по пути несчастный фикус Бенджамина.

Логово по-прежнему остаётся самым высоким зданием на севере города, и, возможно, самым примечательным: кроваво-красный постамент, уходящий под землю на сотни футов, укрытый зеркальным небоскрёбом, который оживает на закате и засыпает в предрассветные часы.

Однажды я привела сюда Серену, когда она попросила показать ей сердце территории вампиров, и она уставилась разинутым ртом, поражённая плавными линиями и ультрасовременным дизайном. Она ожидала канделябры, тяжёлые бархатных портьеры, заслоняющие смертоносное солнце, и трупы наших врагов, свисавших с потолка, из вен которых высосана кровь до последней капли.

Картины летучих мышей в честь наших крылатых предков — рукокрылых. Гробы, ну просто потому что.

— Мило. Просто я думала, будет больше… металла? — задумчиво произнесла она, ничуть не испугавшись того, что она единственный человек в лифте, полном вампиров. Это воспоминание заставляет меня улыбнуться даже спустя годы.

Гибкие пространства, автоматизированные системы, интегрированные инструменты — вот что представляет из себя Логово. Не только коронная жемчужина нашей территории, но и центр нашего сообщества. Место для магазинов, офисов и поручений, где любой из нас может легко получить всё, что ему нужно, от неотложной медицинской помощи до разрешения на использование земли и пяти литров крови первой положительной. А на самых верхних этажах, строители выделили место для частных помещений, некоторые из которых были куплены самыми влиятельными семьями нашего общества.

В основном моей семьёй.

— Следуй за мной, — говорит Ваня, когда двери со свистом открываются, и я повинуюсь, в сопровождении двух охранников Совета в форме, которые определённо здесь не для моей защиты. Немного обидно, что со мной обращаются как с чужачкой в том месте, где я родилась, особенно когда мы идём вдоль стены, увешанной портретами моих предков. Они меняются с течением веков, от масляных и акриловых красок, до фотографий, от серых до кодахромовых и цифровых. Неизменными остаётся выражение их лиц: отстранённые, высокомерные и, честно говоря, несчастные. Власть — нездоровая штука.

Единственный Ларк, которого я узнаю по личному опыту, это тот, что ближе всего к кабинету отца. Мой дедушка уже был стар и немного тронутый слабоумием, когда родились мы с Оуэном, а моё самое яркое воспоминание о нём — это тот раз, когда я проснулась посреди ночи и обнаружила его в своей спальне, указывающего на меня дрожащими руками и кричащего на Языке, что-то о том, что мне суждена ужасная смерть.

Справедливости ради он не ошибался.

— Сюда, — говорит Ваня, тихо постучав в дверь. — Советник ждёт тебя.