— Станислав Владимирович в командировке.

— А-а-а, понятно. В Ницце наверное?

— В Ницце.

Мы с Юлькой весело заливаемся хохотом, но наивному ребенку ничего не стали объяснять. Пусть пока верит в "командировки" мужика на Лазурный берег. Мы то знаем, что там за "работа" такая... С шампанским и эскортом, на яхте.

— Шубу соболью сюды, давай! — Отсмеявшись, чеканит подружка, с внезапно посуровевшим лицом.

— Он мне ее подарил! — вопит девочка. — Она новая была, с бирками, и моего размера!

— Я тоже два года назад была "твоего размера", а потом вылечилась от анорексии, — хамит в ответ Юлька.

— Про раскулачивание зажиточных крестьян, когда-либо слышала? Так вот это сейчас, оно самое! Сама отдашь, или тебе ребра переломать, заинька?

Юлька неожиданно выдвигает меня вперед как боевого слона. Я тут же встаю в "боевую стойку" и давясь смехом сдавленно мычу: "Кияяяя!" Но наша клоунада внезапно действует. Девочка развернулась, всхлипнула, и удалилась в глубь квартиры. Я не выдержала, ткнула подружку в бок и покачала головой. Зря она так, конечно, девка то тут при чем? Да и я тоже хороша, напугала ребенка.

— Держите. Я ее почти и не носила.

Девочка протягивает Юльке роскошную соболью шубу в большом пакете. Юлька достает меха и придирчиво оглядывает соболье манто на предмет потертостей. Шубейка необычайно весело переливается под электрическим освещением в холле. Надо себе тоже такую выклянчить у Вадика. Хотя, вроде носить натуральный мех уже и не модно... Вон, все в "чебурашках" ходят, как одна. Весной в бежевых тренчах, зимой в бежевых шубейках из полиэстера.

— То-то же.

Припечатывает Юлька и пытается гордо уйти. Но я еще помню, что изначально цель посещения элитного ЖК была совсем другая, просто подружка на эмоциях видимо уже и подзабыла.

— Извините, а где у вас тут продюсер живет? Шнепер. Не знаете, случайно? — обращаюсь я к до полусмерти перепуганной девчонке.

— Знаю. Мы часто в лифте пересекаемся. На этаж выше живет. Квартира как у нас расположена. А зачем вам?

Но мы с Юлькой не удостаиваем девушку ответом и гордо топаем к лифту.

— Ну и зачем тебе сейчас меха? Ты ж имидж сменила, в кожанке гоняешь 24/7? — накидываю я с упреком на Юльку.

— Продам. Новый тату-салон открою. Ну не оставлять же врагу? — отзывается подружка.

— Нет, ну какая ж все-таки новая баба страшная у Стаса! Жуть какая. Совсем ниже плинтуса упал! В каком борделе он ее нашел то вообще? Фу.

Я внимательно смотрю на Юльку и не решаюсь ей сказать, что они с новой пассией собственно говоря - одно и то же лицо. Стас просто заменил более возрастную Юльку на девочку чуть моложе. Но точно такой же внешности. Я бы на месте подружки не особо расстроилась. В некотором плане это даже лестно. Помню, как вся гламурная Москва хохотала, разглядывая любовницу популярного ресторатора. Которая была точной копией его драгоценной и горячо любимой супруги. Только лет двадцать или двадцать пять назад. Вот это я понимаю, преданность одному, определенному образу! Прямо таки, практически "лебединая верность" по нашим временам. Остановившись на нужном этаже, мы с Юлькой встаем перед роскошной входной дверью.

— Юлька, а что мы сейчас говорить то будем? — Представимся журналистами, не бойся, уже ж сто раз так делали, — машет на меня рукой подружка.

Юлька решительно нажимает на дверной звонок, дверь распахивается, и на пороге мы видим лысоватого мужичка, самой типичной еврейской наружности: темно-карие, почти черные, очень умные глаза, красивые очки в золотой оправе и чуть-чуть вывернутые наизнанку губы, довершали классический портрет россиянина еврейских кровей.

— Йом тов! — искаженный иврит "добрый день" выдается мною на полном автомате, и попадаю в точку.

— Шалом! — улыбается мужик и галантным жестом приглашает нас пройти в квартиру.

Мы с Юлькой проходим в холл, отделанный мрамором, и начинаем снимать обувь.

— Девочки, ну что вы! Что за колхоз? Никогда не видел, чтобы люди в Европе разувались, только у нас сохранилась эта дикая традиция...

Мы с Юлькой пожали плечами и потопали прямо в обуви по белоснежному полу. Думаю, что если бы господин продюсер хоть раз в жизни сам попробовал отдраить светлый мрамор, то обувь бы скидывал прямо в подъезде. Мы с Юлькой сели на красивой и светлой кухне, совмещенной с гостиной. Пространство было огромное, страшно представить, сколько тут метров в квартире вообще.

— Вы от тети Фимы, посылку из Тель-Авива передать? — Продюсер смотрит на большой пакет в руках Юльки, но та только сильнее прижимает его к груди. — Чай, кофе? — улыбается нам продюсер, и мне даже немного жаль расстраивать приятного мужчину.

— Нет, мы журналисты. Еврейская газета "Пуримшпиль". Меня зовут Ася Ливерц, и мы ведем журналистское расследование гибели вашего подопечного, Леонида Сталькова.

Кстати, фамилия Ливерц вполне могла бы быть моей настоящей. У меня ее носила прабабушка. Так что я считай почти и не соврала. Юльку я представлять не стала, но имя моей подружки интересовало продюсера сейчас меньше всего.