Шрифт:
– Идиот! Куда тащишь? Не поскользнись! И на землю не ставь! Хорошенькое начало!
– Я не идиот, - возразил Гудович и бросился к другому фургону.
С каждым ящиком груз становился все легче. Казалось, товар размок, и выкипел по дороге, на самом же деле он набряк от дождя, только доски внизу стали скользкими и липкими. Дикая жажда работы охватила его, почти отчаяние, ему хотелось бежать и бежать под дождем, пытаясь сохранить равновесие, прижимая к себе ящики, пока не надорвется и лопнет ненужное беспокойство, давно засевшее у него внутри, ему не себя было жалко, а то, что ящиков осталось совсем немного. Это было страшно ответственно - бежать под дождем с кусками мыла, готовыми превратиться в желе. Во что превратился костюм, он и не задумывался.
– Так хорошо брали!
– пожаловался возникший из дождя толстяк.
– Пять ящиков в два часа разошлись! Лучшее мыло в Филадельфии, я сам варю.
– Так вы - мыловар?
– спросил Гудович, пробегая.
– Мыловар.
– Ах, какой молодец! ... А это трудное дело - варить мыло?
– спросил он, вернувшись.
– С бабой легче, - сказал мыловар.
– А я - вдовец. Тебе помочь?
– Я сам справлюсь.
Дождь мешал немного. Гудович кинулся за одним из последних ящиков и схватив его сразу же наткнулся на что-то острое, дочки разошлись и освободился гвоздь, проткнувший ладонь, выступившую кровь тут же смыло дождем, теперь Гудович бежал верным путем к фургону, чувствуя как отчаяние с каждой минутой замещается весельем. Последние три ящика он принес, когда вокруг почти что развиднелось, дождь еще припугнул немного и вместе с тучей ушел себе на восток.
– Не занозился?
– спросил мыловар.
– Ты без перчаток, дерево плохое, тара меня никогда не заботит.
– Все надо продумать, - сказал Гудович.
– Что?
– Я говорю - хорошо бы все продумать. На случай дождя и на другие случаи.
– Главное - мыло продать. Пусть другие продумывают, мне продумывать нечем, думалка плохая, зато мыло я варить умею. Вообще-то я не доверяю никому, - сказал он.
– Если бы не дождь...
– Еще бы - стихия!
– Стихии я тоже не доверяю, здесь в городе ухо надо держать востро. Видят: дождь. Раз - и утащат!
– Украдут?
– засмеялся Гудович.
– Нелегкие ящики-то!
– Но вы-то сладили! Вот как бежали - девять ящиков в считанные минуты. А представьте себе, что вы - вор...
– Ну, это трудно представить...
– А вы представьте, представьте!
Гудович представил.
– То-то!
– торжествующе сказал мыловар.
Теперь он мог разглядеть присевшего перед ним на корточки человека, и догадаться, что он ошибся в выборе грузчика.
– Такой товар, такой товар!
– сконфуженно повторял он.
– Только я сюда почаще решил ездить - и вдруг целая прорва воды! Вы посчитайте - в каждом ящике семьдесят кусков, каждый кусок, по двадцать пять центов помножьте, а ящиков еще девять осталось!
– Ничего вы еще и эти сумеете продать.
– Суметь-то сумею, а переварить, а нарезать!
Реденькие волосы мыловара успели обсохнуть после дождя и обиженно улеглись маленькими золотыми колечками. Гудовичу стало жаль мыловара.
– Если что, - сказал он, - вы знаете, где меня найти...
– А вы здесь всегда стоите?
– оторопел мыловар.
– И, правда, не всегда, - засмеялся Гудович, - это я чепуху сказал.
– А что это у вас на руке - кровь? Занозились все-таки?
– Я дома перевяжу.
– Домой вас жена не пустит, - сказал мыловар.
– Вы теперь обмылок какой-то.
– Пустит, я ей все объясню.
– Что объясните? Что я вас, как безработного, заставил ящики с мылом таскать, чудак вы какой! Вы ей лучше гостинца купите, вот я вам сейчас три доллара дам, берите, берите, заработали! И не очень ругайте меня, товар такой, не для дождя, понимаете? А если уж совсем между нами, - сказал он мрачно, - можно и лучше варить, мыло должно воды не бояться.
И уехал, оставив Гудовича с первыми, заработанными вручную тремя долларами - ни то, ни се.
15
– Не кажется ли вам, что план, предложенный докладчиком, может быть с успехом воплощен на любой из сцен Антанты?
– спросил Мастер.
Его так и называли - Мастером. Имя было уже неважно.
Предыдущий же скромный докладчик такого громкого титула не имел, к нему обращались на "ты" и по имени - Игорь. Это его экспликация новой пьесы угрожала стране Советов.
Автор пьесы и весь Главрепертком, как всегда перед принятием сложного решения, сидели тут же, сбившись кучкой, несмотря на огромность кабинета главного редактора, курили много, форточку не открывали, чтобы уже совсем как в окопе.
– Ну это он загнул, - шепнул редактор по фамилии Зискин другому по фамилии Закберг.
– При чем тут Антанта?
– А ты думай, думай, - многозначительно ответил тот и взглянул в свою очередь на Рысса, тоже редактора с абсолютно острой, соответствующей фамилии головой.
Рысс вызывающе молчал, смущая своим молчанием молодую редактриссу Перегудину, которая в прениях должна была выступать первой.
– Несомненно, - сказала она, неуверенно поглядывая на Рысса, - план Мастера предпочтительней, здесь и надежность чувствуется, и опыт, и масштаб, если хотите, от масштаба тоже, знаете, никуда не деться. Можно, конечно, раствориться в частностях, их в последнем докладе много, но как-то неясно, куда эти частности могут завести, а в первом докладе, мне кажется, и ясно, и просто, и масштаб...