– Ну ладно, Катя, – махнул рукой Олег, – я уверен, что ты здесь ни при чем. Наверное, Янка, мерзкая девчонка, пыталась шпионить, и ты случайно обнаружила эту кассету. Смотри, что я с нею сделаю.

Олег выдернул ленту, и она заструилась блестящим коричневым серпантином. Кассета хрустнула в его пальцах.

– Вот и все. Катюша, да что с тобой?

Катя молчала. Но режиссерские чары рушились, маска жестокого волосатого и когтистого монстра откалывалась от Олега, как яичная скорлупа, и появлялся прежний, любимый образ. Пусть он убедит ее, что ни в чем не виновен.

Олег попытался обнять Катерину, но она вся ощетинилась локтями, ключицами, ребрами.

– Катюша… Теперь мы связаны еще крепче… Теперь ты знаешь, что я был в машине Мирославского. Но хоть ты-то поверишь? Я виноват только в том, что не справился с управлением.

– Ты..,

– Машину занесло, Катя, я сам мог бы оказаться в его положении. Он умер мгновенно. Я пощупал пульс, пульса не было, я решил, что он ударился головой и погиб, – быстро говорил Олег, словно боясь услышать обвинения.

– Ты…

– Катя, ну не обвиняй меня… Если бы я остался там, меня бы засадили на пару лет. Но, Катя, отдать два года– жизни за мерзавца, который обставил меня, словно мальчишку! Нет! Я же не знал, что он жив. Я не бросил бы его живого. Это был несчастный случай.

– Ты убил Оксану! – наконец-то смогла вымолвить Катерина и стала энергично отлеплять от себя руки Олега.

Теперь остолбенел Олег.

– Как?.. Я убил Оксану?!

– Это ты дал ей снотворное. Смертельную дозу.

– Боже мой, Катя!

– Она собиралась утром пойти к следователю и рассказать, что в машине был ты!

– Катя, замолчи! Детский сад! Какая ты все-таки маленькая и глупая. Придумываешь непонятно что. Я убил Оксану! Ты считаешь, все вокруг такие дураки, а я, не напрягаясь, инсценировал самоубийство, и все поверили? Ну подумай сама, ты ведь умная девочка.

Олег оставил Катю и устало опустился на диван. Она выскользнула из комнаты и бросилась в свою спальню. Быстро вытащив чемодан, она начала складывать одежду – костюмы, подаренные Оксаной, свои старые платья. Она не возьмет ни одной вещи из презентов Олега. Слезы катились по щекам. Но как же теперь без него жить? И как жить вместе с ним, зная эту ужасную тайну?

Олег настиг Катю в прихожей.

– Я никуда тебя не пущу! Я люблю тебя!

– Я должна уйти, отпусти.

– Я не убивал Оксану. Поверь мне.

– Отпусти.

Как она была счастлива еще два часа назад! И все внезапно рухнуло. Может быть, он действительно не виноват? Милый.

– Хорошо, Катя. Уходи. Подумай обо всем. Вдали от меня. А потом возвращайся. Я верю, что ты вернешься, я так тебя люблю.

Катя медлила. Он совсем не боится, что она побежит к следователю. Может, он действительно не виноват?

– Я тебя очень люблю, – повторил Олег.

«Я тебя тоже люблю», – едва не ответила Катя.

– Я отвезу тебя? – с надеждой спросил Олег.

– Не надо.

Катя вышла.

Андрей стоял под заснеженным деревом и обводил глазами сугробы. Место, где погиб Мирославский, сияло праздничной белизной. Тогда, в ноябре, здесь была промерзлая земля, слякоть подтаявшего снега, пятна крови и гора паленого железа. Теперь – тихое прозрачное великолепие природы, воздушные шапочки снега, как круто взбитый белок яйца, на кустах…

Андрей развернулся и, оставляя за собой цепочку следов, направился к машине. Все было не так? Да, все было не так. Не так, как писали газеты, и не так, как написал он в заключительной реляции…

«Шестерка» дернулась пару раз в конвульсивном рывке и затихла. Приехали. Только этого не хватало. Все попытки завести машину закончились неудачей. Андрей усмехнулся и прислушался. Невдалеке, за леском, слышалось урчание проносившихся мимо автомобилей. А здесь, на этом ответвлении шоссе, стояла тишина и ни одна машина не радовала глаз своим приближающимся силуэтом. Не повезло Мирославскому. Действительно, здесь можно проваляться сутки, и никто тебя не подберет.

Андрей закрыл автомобиль, пнул на прощанье пару раз колесо и побрел через лес к оживленной трассе. В машине была рация, но, как это обычно случается, именно сегодня утром она сломалась.

Утопая в снегу, проваливаясь и оступаясь, оглашая морозную тишь всплесками интеллигентно-сдержанных ругательств, Андрей упорно пробирался к дороге, черневшей между голых деревьев. И потянуло же его на место преступления. Ведь не его преступление, почему же тянет? А может быть, и его, если он представил дело не в истинном свете, а так, как это было выгодно многочисленному руководству.