– - Што тут хорошего...
– - согласно отвечали прихлебатели.

– - Приятности тут точно что малость, -- поддерживал писарь, заряжаясь под шумок стаканищем.

– - Бездельница она выходит, Козлиха-то, вот что!
– - с тихой, но просящей улыбкой ввернул свое словцо сторож Василий.

– - Што же ты, братец ты мой, по очереди ко мне не подходишь?
– - с удивлением спросил его дядя Федот.

– - Да так, Федот Иваныч; не пристойно нам, малым людям, вравне с богатыми компанию держать, -- вежливо отвечал Василий, выламывая стакан.

– - Поруху она чести моей великую нанесла, -- ораторствовал дядя Федот.
– - Опять же, в бедности такой находимшись, Козлиха богатому человеку должна уважение всякое воздавать, а она вот куда затесалась -- в брань! Ежели бы она с старухи моей за лютость ее не взыскала, я к ярке-то ее баранчика своего еще бы придал; а она, про богачество мое позабымши, сама, сказываю, при бедности при своей пустилась в брань.

– - В брань?
– - раздавалось в толпе.
– - Ах ты господи!

– - Следствует ее теперича сюда привесть и наказание мирским судом положить, -- за то я вас и пою, -- закончил дядя Федот.

– - Как не наказать?
– - согласно запел хор.
– - Бабенка она вдовая, убогая; уму-разуму беспременно научить ее надоть.

– - Мы это живо скомандуем! Мы ее, Козлиху безрогую, с одного маху сюда предоставим, -- улыбался сторож, накидывая на плечи дырявый армячишко.

– - Ббу-у-у! Трры-рр-ры!
– - заревела пьяная толпа на предоставленную с одного маху Козлиху.

– - Ты какими делами занялась?
– - азартно спрашивал ее писарь.

– - Почто ты людей почище себя обижаешь?
– - кричали из толпы.

А Козлиха стоит так-то, сама в землю потупилась, красная вся. И конфузно-то ей и досадно, потому зло взяло, что за ее же добро ее же и судят теперь на миру и ругают.

– - Православные!
– - взмолиться она было со слезами попробовала, -- вы ведь все хресты носите...

А сама перед крыльцом наземь упала, как бы в ноги всему сходу кланялась.

– - Вот, сейчас умереть, пречудная бабенка какая!
– - с насмешливой улыбкой толковал Козлихе арестовавший ее сторож.
– - Нечего в ногах-то валяться, а лучше штраф приготовь поскорей, потому без штрафу тебе быть невозможно. Рази не видишь, глупая, какая тут махина вина выпита? Должна ли ты после того нас угостить, али нет? Сказывай?

– - Васильюшка! Кормилец ты мой! Где же я теперича возьму этот самый штраф?

– - Ах ты голова с мозгом!
– - возражал ей Василий.
– - Рази мир-то без угощения когда расходился? Ему, уж коли он собрался, вот как надобно выпить -- вплоть!

– - Веди-ка ты ее, Василий, без разговора в чулан, -- скомандовал писарь.
– - Мы ее там ублаготворим. Перестанет она с богатыми людьми в ругательство вступать.

– - Отец родной! Микита Иваныч!
– - завопила Козлиха.
– - За какую же провинность в сарай меня весть велишь?

– - Разговаривай!
– - крикнул писарь.

Сторож как бы колебался тащить бабенку.

– - Я так полагаю, Микит Иваныч, как мое рассуждение есть, может, она насчет штрафу осилит как-нибудь, -- вмешался он.

– - Вправду, может, она как-нибудь на четвертинку собьется. Выпить бы теперича, признаться, знатко бы, -- вступились мужики.

– - Штраф штрафом, -- возразил заступникам дядя Федот, -- а блох из нее выпужать беспременно следует, потому я вас для самого этого дела и вином поил.

– - Ну ин в самом деле, ребята, прохворостить ее. Што же мы, вправду, задарма, што ли, вино-то пили?
– - единодушно согласились на крыльце.

Василий потащил Козлиху в пожарный сарай... а между тем услужливая сходка с шумом и гарканьем распивала третью четверть благодарного дяди Федота.

– - Вот те и вся недолга!
– - радостно вскрикнул сторож, взбегая на крыльцо.
– - Пробрал я ее, как и быть надоть. До новых веников не забудет.

Козлиха съежилась в своем изорванном зипунишке, так что казалась гораздо меньше, чем на самом деле.

– - Милая ты моя, -- наставительно сказал ей толстый мужик, сходя с крыльца, -- поклонись теперь миру да за штрафом как можно скорее сходи. Акромя того, делать тебе здесь нечего. Бежи-кась.

– - За что же я буду платить штраф? И где я его возьму?
– - зарыдала Козлиха.

– - Мир тебя на ум наставил, а ты его попоштовать не хочешь? Это, я тебе сказываю, большой ты грех на себя принимаешь, Козлиха, -- резонировал толстяк, покачиваясь.
– - Ты то теперича возьми: чем ты господу богу угодить можешь? Постом и молитвой! Это я тебе истинную правду сказываю. Ты ее и понимай.