Дверь с шумом распахнулась, и в кабинет быстрым шагом вошел Роб Кладоискатель.

– Сидоров! – театральным шепотом начал он. – Ангел мой! Как же так? Как ты сподобился, дитя мое?

Алсу казалось, сейчас он подбежит к Сидорову и с силой встряхнет за плечи, обнимет, троекратно расцелует.

– Ты почему такое сотворил? Тебе даже центральную полосу выделили! – накинулся он на Сидорова. Потом осекся, сердито посмотрел на класс и прогремел на весь кабинет. – Почему вы сидите? Вставайте, будем делать общее фото с героем.

Роб взял Сидорова за локоть и буквально вытянул из-за парты.

– А вы не подскажете, ангел мой, как вас угораздило? Мне еще статью про вас писать!

Журналист вновь двинул по классу.

– Давайте, давайте, не стесняемся, выходим к доске. – Дошел до Алсу, ужаснулся виду и направил весь свой гнев на нее. – А ты чего расселась? Встала и пошла!

Алсу одурела от происходящего. Он схватил ее за руку и потащил вдоль прохода к доске в толпу гостей.

Поперлась за ним, сзади накатывала волна смеха. Гости не понимали, стояли притихшие, поочередно поглядывая друг на друга. Они не видели того, что видел класс. А это было мокрое пятно на платье Алсу.

– Стой здесь! – приказал Роб и придвинул к ней Сидорова. – Ангел мой, веселее улыбочку. – И уже всем гостям гаркнул, словно непослушной своре, хотя и без его ора все стояли по стойке смирно.

– А вы чего сидите? Все к доске.

Поднялись только двое.

– Сейчас всем будет два, – пообещал журналист, чем вызвал откровенный ржач класса.

– Понятно. Не боимся, значит. Обещаю, ночь потрачу, но каждому такой коммент закатаю.

Шустро потянулись к доске.

– Вот и ладненько. Все сгруппировались. Улыбочку. На центральную полосу газеты.

Алсу стала настойчиво поправлять выбившуюся прядь.

– Хватит! – заорал Роб, щелкая фотоаппаратом.

Присела.

– Встала!

Отвернулась.

– Смотри сюда!

Прикрылась локтем.

– Пальцы обломаю!

Отвали! Выскочила не только из группы, но и из класса.

Глава 24

Воспоминания

– Янотаки, ты где? – шарилась Алсу по кустам.

Кошка неподвижно сидела около березы – злая и молчаливая.

– Янотаки, ну чего ты? Как не родной. Зову тебя, зову.

– Мур (я ничего не нашел), – пожаловался.

– Зато я нашла! Кандзаши у Лены, – хотела добавить у «моей подруги», но сдержалась.

Кошка аж подпрыгнула.

– Давай ее сюда.

– Я же говорю – у Лены.

– Лену давай! – Кошка завальсировала, закружила.

– Сейчас уроки. Выйдет, поговорим.

– Я лопну от нетерпения. – И вдруг кошка замерла, припала к земле. – Ммур-мяу (Прячься – Пронькин)!

Алсу обернулась.

Пронькин шел к школе и с кем-то разговаривал по телефону.

Откуда только взялся? Ходит и ходит. Прохода не дает. Со всем поселком перезнакомился, все семейные альбомы перетряхнул. Самое удивительное, люди охотно контачили, рассказывали. Чего не было, допридумывали. Продавщице так голову задурил, что она уже и фату купила. Показала вчера Алсу. Фата, конечно, прикольная, а Пронькин дрянь. Остап Бендер недоделанный – вцепился в Алсу, как в стул с драгоценностями.

От греха подальше откочевала в лес. Под ногами шуршала тонкая остролистая трава, шатры лопухов. Над головой активизировались комары, – а не пора ли вам баиньки, оголтелые вы мои, – смахнула со щеки наиболее наглого и голодного.

– В общем, жду тебя у школы, – сказал Пронькин в трубку и уставился на дверь школы.

Дверь отворилась, и на крыльце появился Сидоров.

– Ты звонил?

– Поговорить надо, – радушно улыбнулся Пронькин и попытался обнять Сидорова за плечи. Тот презрительно отмахнулся.

Алсу смутно представляла, что их может связывать...

Пронькин стал что-то говорить Сидорову.

Сколько Алсу ни прислушивалась, ничего не поняла. Ничего не слышно, но все видно.

Пронькин показывал фотографию Алсу.

Сидоров кивнул, повел к мосту.

Это подстегнуло Алсу двинуться следом. Кошка пристроилась рядом.

– Куда? – оглянулась Алсу. – Карауль Лену. Башкой отвечаешь…

Они стояли на мосту вдвоем. Костя водил перед собой руками, будто колдовал или что-то щупал. Со стороны это выглядело жутковато. Вроде не дурак и не должен так себя вести, хотя... если, конечно, вчера башкой треснулся, то все может быть.

Пронькин внимательно слушал, возможно, задавал вопросы.

Сидоров вдруг рванул с места, заскользил с кручи. Спускаясь, он её вспоминал, видел явственно, в подробностях: волосы, запах, тепло. Тело отзывалось юношеским желанием. Нелепость ситуации достигла таких размеров, что земной шар по сравнению с ней казался пылинкой.