Шрифт:
В школе Мишкин не отличался умом и сообразительностью, постоянно пытаясь проехать на плечах более умных одноклассников, сдавая тесты и экзамены. Но не во всем! Школу как-то окончил с горем пополам, при этом умудрившись заполучить в аттестат две четверки – по рисованию и физкультуре, и даже одну пятерку по литературе. То, как Мишкин грезил литературой, отчасти настораживало. Он мог сутками читать, проглатывая роман за романом. К восьмому классу Антон прочел почти всю классическую русскую литературу вместе с европейской и американской. Он хорошо знал творчество Фолкнера и Воннегута. Обожал Маркеса и мог цитировать его страницами. Он был единственным из всей школы, кто с удовольствием прочел «Улисс» Джеймса Джойса и… восхищался им. Но потом неведомый часовщик что-то перещелкнул в его голове, и Мишкин перестал читать так же резко, как в свое время начал. Причем теперь он не читал даже случайно оставленную газету в туалете или вывеску на стене магазина. Складывалось ощущение, что книги проникали в его внутренний мир, добавляя новые вселенные, а затем бутыль под названием Мишкин Антон заполнилась под завязку, и крышка захлопнулась.
После армии Вольф продолжил службу, приняв в подчинение собачий питомник. Одноклассник отправился искать себя в милиции: стал патрульно-постовым и одновременно помощником участкового на поселке, где родился и вырос. Мишкин, перечитавший в свое время всю Агату Кристи и ее коллег по жанру, пылал сердцем в поисках преступления века, но особых происшествий здесь не случалось. Вот местный алкаш Геннадьев избил свою сожительницу Иванову. Местная шпана залезла в ларек и вытащила все импортные шоколадки. Все тот же неутомимый Геннадьев украл у соседки гуся и тайно сожрал его, предварительно зажарив в углях по старинному рецепту, обваляв в речной глине.
На службе Мишкину было уныло, хотелось обрести смысл жизни: кого-то спасти, совершив подвиг века. Ночами он перебирал в голове романы Ремарка и, почесывая затылок, даже подумывал спиться. Но однажды ему на глаза попалась странная брошюра. Удивительным образом освободив немного места в своей бутыли, Мишкин прочел брошюру, рассказывающую о черной магии, и увлекся ею не по-детски. Уволившись из внутренних органов, он отрастил длинные волосы и, подкрасив брови хной, начал принимать страждущих. В его кабинете висели муляжи мертвых ворон и крыс, сделанные из папье-маше в натуральную величину, стоял огромный хрустальный шар с человеческим глазом внутри (изготовленный заключенными городского следственного изолятора) и чучело совы. Кто-то ему верил, кто-то посмеивался над новоявленным черным магом. Продлилось это шесть месяцев и четырнадцать дней. Проснувшись как-то, властитель умов поселковых жителей отправился в городской приход и, войдя в церковь, встал перед священником на колени. Покаялся и спросил, где и как можно стать служителем культа.
– Мне сон в последние дни видится, приходит ко мне ангел небесный и речет слово божье. Прямо сил уже нет. Приходит и говорит, что я никудышный человечишка. И что следует идти мне по пути поиска человека, который типа для него, для ангела.
– Как это? – непонимающе мотал головой городской священник.
– Снится мне, будто приходит ко мне человек в грязной майке и растянутом трико, от него ужасно пахнет керосином, и сам он выглядит ужасно: щетина, грязная шевелюра и нестриженые ногти вкупе с вонючими немытыми ногами. Но у него за спиной крылышки, и он типа ангел. Вот только есть у него одна особенность: он бесчеловечный ангел, падший. И говорит он мне во сне, что я, дескать, обязан стать местным священником и принять недавно построенную церковь в поселке. И все только лишь для того, чтобы отыскать для него человека, типа для сохранности его грешной души.
– Чьей души, ангела или человека? – на всякий случай переспросил священник, почему-то поверив рабу божьему Мишкину Антону.
Так уже через полтора года он принял рукоположение и новенький, пахнувший свежей известью местный приход. Новая жизнь увлекла отца Симона, но вот с поиском того самого человека для ангела, который ему не прекращал сниться, была проблема. Подберет он вроде бы подходящего кандидата: и бухает, и изменяет – казалось бы, бери его тепленького и заботься, спасай. Но ангел чуть ли не каждую ночь дышал керосиновым перегаром и недовольно морщился. «Неужели, отец родной, не видишь, кого ты мне подсуропливаешь? Да, пьет, да, неверен, но в приход твой ходит регулярно и хотя бы пытается стать человеком. А мне нужен такой, чтобы оторви и выбрось. А для этого оторви, пожалуйста, свою пятую точку и отправься в мир. Да там и сыщи мне моего человечка».
– Вот, Витенька, пришел в твой мир на поиски овцы заблудшей, – вывалил священник, – ты же помнишь про мою проблему. По мне так все это редкостная хухуендия, но тем не менее!
– У моей бабули была поговорка, – произнес задумчивый Вольф, – было у старика и старухи три сына: Тарас, Эдик и Антон.
При этом он еле заметно рассмеялся, стараясь не смотреть на смутившегося одноклассника.
– Дурацкая поговорка, – ответил Симон.
– Ну это тебе размагнититься надо, – сказал Вольф и достал из-под стола бутылку армянского коньяка. Симон залпом осушил потерявший надежду на заваривание стакан горячей воды и, отплевавшись крупными чаинками, пододвинул его к начальнику питомника. Дождавшись, когда ему нальют до половины, он выпил коньяк и, перекрестившись, довольно отрыгнул.
– С богом, – Вольф улыбнулся и впервые с момента прихода незваного гостя посмотрел на него без нервозности.
– А все это из-за того проклятого гипсового мальчишки и его подруги с веслом. Помнишь, они на входе там стояли когда-то? Я же тогда только стал священником, а меня уже позвали на это адское мероприятие. Ходил по кургану, где их закопали с кадилом, и молитву творил. Он тогда мне из-под земли на дудке своей играл и смеялся надо мной… сволочь. И еще ангел этот все снится и снится… тоже сволочь.
– И что же тебе во сне этот ангел рассказывает до сих пор, все о том же просит?
Вольф попытался убрать начатую бутылку под стол, но священник требовательно скуксился и ткнул пальчиком в пустую тару, давая понять, что обедня еще не окончена. Выпив вторую, отец Симон продолжил:
– Ангел этот не такой, как изображают на сводах храмов. Он какой-то дурацкий что ли. И знаешь, что самое интересное?
Вольф безучастно посмотрел на остатки коньяка в бутылке и лужи за окном:
– И что же?