Я был заворожен этим, оно пугало меня, но разум сохранил свою гибкость. Поэтому ожидая, пока девушка подойдет ближе, я успел прогнать в сознании еще несколько сценариев. Почему агенты в крови? Анастасия, Гелия… Кажется, я видел кровь у Трейс и Сельвы. Неужели, случилось еще что-то, о чем мне побоялись рассказать? Что-то настолько серьезное, что могло бы пошатнуть мое, и без того подорванное, здоровье? Возможно. Я выглядел достаточно дерьмово, чтобы попытаться сохранить мое ментальное состояние в норме. Хотя, когда оно вообще было в порядке? Я мать его некромант, что они там берегут? Лучше бы рассказали все сразу, чем заставляли меня беспокоиться. Будто они не знают, что я крепкий орешек.

– Могу я пройти?
– Тихо спросила Гелия, ее голос вновь напомнил мне течение воды, а плавные движения казались почти невозможными, слишком изящные, неестественные для живого существа, такие чарующие. Что, черт возьми, со мной произошло, после визита Керли!? Я не знал. Как и не знал того, что случилось с нереидой. Она не выглядела раненой, но я не мог не заметить в ее глазах… Пустоту. Такую странную, неправильную пустоту. Такую же ложную, как кровь на ее рубашке.
– Я бы хотела поговорить, если ты не против. Извини, что разбудила. Мне… это правда важно.

– Конечно, заходи. Прости за этот беспорядок, мне жаль, что ты это видишь. У нас тут был… праздник.
– Я охарактеризовал наши посиделки именно так, хотя на деле, это было собрание клуба работников агентства. Где мы садились в кружок, обсуждали как же дерьмово работать на Азазеля, а также смеялись с разных историй. После чего, каждый со вздохом, и соответствующим матерным словом, смотрел в пустоту, в течении нескольких секунд. И у каждого были свои причины. И каждый понимал, что он такой не один.
– Я вижу на тебе кровь… Ты измотана, что-то случилось?

– Ну, кому-то ведь нужно следить за твоим другом, правильно? А он умеет раздражать и выматывать.
– Ее лицо чуть исказилось, то ли улыбаясь, то ли сдерживая слезы. Гелия аккуратно села на край кровати, вздыхая и поглядывая на меня. Какая романтика! Прямо как в вузе… Когда приходилось пробираться в девичьи комнаты, в чем я был несравненный мастер! Но почему-то, даже пытаясь шутить и оставаться навеселе, я чувствовал фальшь в собственных шутках и мыслях. Ее взгляд, поза, у нее точно был ранен бок, она сидела так, чтобы не давить на него. Душа не находила себе места, изнывая. Что-то, в ее спокойном смирении, приводило меня в замешательство и ужас. Она была так чиста, для этого мира.
– Я… Так испугалась, когда узнала, что ты в Архиве. Мне показалось, что ты уже… не выберешься оттуда.
– Пальцы Гелии сомкнули простыни, прерывистый вздох, во мне что-то щелкнуло. Такие знакомые чувства, такая едкая горечь. Пересилив себя и игнорируя боль, я аккуратно сел рядом, разминая затекшие плечи и аккуратно приобнимая ее. Последствия выпитого пива прошли в мгновение ока, я не выносил девичьих слез. Она же, так тщедушно вздыхала, так отчаянно жалась ко мне, пытаясь найти тепло, которого в моем дряблом теле было найти слишком сложно. Ее сердце билось в неестественном ритме, ее нервы были так напряжены, но она старалась говорить ровным, успокаивающим голосом. И пусть это не получалось, рядом с ней, я ощущал себя словно в тихом, безмятежном океане. Возможно, я слишком драматизирую, возможно, во мне говорил алкоголь и одиночество последних лет. Возможно… Но какая разница?
– Прости, тебе сейчас не до этого. Просто я… я была там.
– Прерывисто вздохнув, она опустила взгляд.
– Там так много тел, так много крови. Живые молились о смерти, мертвецы бродили средь могил, к ним пытались пробиться родственники и родные, не веря, что те мертвы…

– Боже… Неужели тебя отправили туда?
– Гелия аккуратно кивнула. Ее молящий взгляд проскользил по мне, после чего, девушка положила голову мне на плечо. Я уже смирился, что ночь пройдет в крайне необычном и непривычном ключе. Но… Я был в ярости. Мне было неважно, скольких из нас отправляли на смертельные миссии. Те, кто шли в отделы, связанные с расследованиями или законами, знали, что их ждет. Нам было плевать, живы мы или нет. Нам было плевать, сколько умрут, мы грустили по трупам, но никогда не считали их. Гелия была чиста, невинна, свободна. Ее улыбка не источала того цинизма, той злости, той боли, что улыбки каждого из нас. Она не должна была видеть этого. Не должна была знать, как выглядит истинная бойня.
– Кто догадался до этого? Ты не… Ты просто не должна была быть там. Это какая-то ошибка.

– Я… сама вызвалась. Когда узнала, что ты там, у меня не было иного выхода. Я хотела увидеть, чем ты живешь. Как ты работаешь… Через что проходишь. Я не знала, что увижу… - Гелия уже натурально плакалась мне в плечо, руками ища мои пальцы. Холодные слезы, я ненавидел слезы. Они всегда были чем-то излишним, чем-то едким. Я позволил сжать свою руку, глядя в никуда. Вот эта пустота, ее пустота, ее боль. Как поддержать ее? Что… что чувствовал я, когда впервые увидел трупы? Когда видел жестокость, которую создали разумные существа?

– Все в порядке, они больше ничего не чувствуют.
– Я аккуратно вытер с ресниц нереиды слезы, после чего наклонился, улыбаясь и глядя в глаза. Улыбка была искренней, но в ней читалась боль. Глубокая, давняя боль. Это и делало ее столь искренней. Столь чувственной, возможно, столь действенной.
– Важнее всего понять, что больше нет смысла относиться к ним, как к живым. Они больше не мыслят. И тем более, они недостойны твоих слез. Они остались позади. И даже спустя десятилетия, они останутся грудой костей. Этого не исправишь.

– Я не могу принять это… Они ведь мечтали, смеялись, верили и злились всего лишь… день назад. Даже меньше…

– Жизнь жестока, это закономерно, неизменно и печально. Зачем ты пошла в Агентство? Это место, для таких как я, таких как Дерви… Мы сломаны изнутри, а здесь это только плюс. Но ты… тебе губить душу было незачем.
– Я вздохнул, поглаживая плечи и волосы Гелии. Последние были подобны водорослям, но шелковисты и абсолютно не влажные. На душе было гадко и больно. Особенно, в контексте событий, в которых был виноват исключительно я.