Шрифт:
Шроо выучился сражаться с чиновниками-сексотами не на жизнь, а на смерть.
В результате продолжительных, и упорных боев, Козолуп, на долгие годы, очистился от скверной власти совкодрочеров. Сексоты, и их потомство, на его окраинах, дохли, словно навозные мухи. Не считая ведьм, для которых Шроо стал настоящим молотом.
Остерегаясь проклятия ведьм, Шроо предпочитал умалчивать о своем участии. Скромность, в таких делах, залог дальнейших побед над этими уродищами из инфернального мира.
После боевого слаживания в Интернете: простые люди, воинами, уходили на Донбасс, защищать свою родину. Ушел, с ними, и Шроо…
…Он приезжал, чтоб хоронить мать. Мать оставалась единственным человеком, с которым связывала его память о, творческом, возмужании…
…Все так же милостиво несла свои тихие воды равнинная река, с такими же тихими заводями, с теми же остроконечными листьями козельчака над ее размеренным течением; с теми же длинными, ржавыми, косами подводного рдеста; с темно-зелеными зарослями кропивки и водяной гречихи на отмелях. Заросли кувшинок, еще больше обволакивали заливы по всему пространству; на плесах, продолжали расти лилии с тянущимися в темно-зеленую глубину тонкими и гибкими стеблями; с остро заканчивающимися, белоснежными лепестками, на цветках, с нежной желтой серединкой. Над камышами, все так же, непредсказуемо в полете, барражировали разноцветные бабочки и стрекозы. Везде пели птицы и квакали лягушки. Жизнь продолжалась, пусть и, уже, в каком-то урезанном варианте, в обезлюдевшем селе.
Было видно, по заколоченным окнам, что село выживает правдами и неправдами в этом мире. Самое унылое и бесперспективное село, каким оно было всегда, и каких имеется еще целые тысячи по всей Украине.
Шроо попрощался с этим пристанищем, чтоб поскорее избавиться от негатива.
Отцовский, заброшенный сад, уже не плодоносящий не разу после его поспешного отъезда, был тому свидетелем.
Сад, тихо, зарастал дикой бузиной, — с ядовитыми, красными ягодами, — быстро превращаясь в лесную чащу. Ничего здесь уже не напоминало Шроо об обширных грядках клубники, которые давали некогда обильные урожаи. Унылое и заброшенное пространство, над которым витала смерть…
Разрушенная отцовская хата умирала грязными окнами, ничем не выдавая тех счастливых дней его обучения. Жилище превратилась в мрачный склеп.
…При написании данной вещи, автор пользовался, во многом, закромами собственной памяти — так уже сложилось у некоторых авторов, что иных материалов им неоткуда брать.
Во время написания, автор (серьезно), избавился от весьма, чувствительных болячек, которые подцепили ему (так казалось) ведьмы. Исчез, например…… и еще много чего пакостного с этим связанного.
Так что любой читатель этой повести сможет на себе испытать ее терапевтические свойства.
10.09.2020 7:05:08
Месть вождя
(Из неоконченной повести).
…От любовных потерь никто не застрахован. Игорь втягивается в поэзию, много читает. Роберт Бернса и Сергей Есенин, два великих поэта с разной судьбой и из разных эпох, вводили его в сложный, поэтический мир. Он начинает и сам, уже, осознанно, вдохновляясь впечатлениями, сочинять стихи. Чем и коротал время, пытаясь лечить душевную травму, нанесенную окончательным разрывом с НН. Иногда, он отправлялся в интернат, — где вся эта братия, была вынуждена подыгрывать прыщавому холерику, Шнурку, которому поручили ухаживать за его бывшей подругой, — а после, все чаще, по вечерам, стал бывать в сельском клубе.
Однажды, в потемках, по дороге из клуба, он, не разобравшись, кто там идет впереди, в темноте переулка, стал прикуривать сигарету, и, неожиданно для себя, — когда силуэт появился в свете фонаря, — узнал в высоченной фигуре, склонной к полноте, С….ко, несшего какой-то пустой ящик для высидки гусей.
Поравнявшись, директор школы повернулся вполоборота и зачем-то поинтересовался: «— Шроо — це: ти?» — «Я» — ответил, Игорь. — «Куриш?» — Снова спросил директор школы. Игорь, посмотрел на сигарету обращенную огоньком к ладони, по закону военной конспирации, как показывали это в кино. — «Курю», — сказал, Игорь. — «Нічого, — предупредил С…ко, — в кінці року, ти у мене их будеш їсти». — Игорь, пожал плечами, как бы давая понять директору школы, что на этом, сложный разговор, можно закончить.
В прихожей клуба, — с гипсовым Владимиром Ильичем Лениным, — с бюстом — на тумбочке, — куда он повадился по вечерам, компания была, приблизительно, одна и та же.
Всю жизнь, Игоря, — как жителей СССР, — преследовали эти, навязчивые, изваяния вождя мирового пролетариата. Это была уже не какая-то не психическая болячка, Игоря, или кого-то другого, отдельного индивидуума. Не какая-нибудь мания преследования, а реальная паранойя, которой психопат «заразил» все население.
Монументальное изваяние «вождя мирового пролетариата» высились, во всем своем блеске, «оберегая» порядок в больных головах всего гомо советикуса. Мечтательный взор, устремленный в отдаленную перспективу, протянутая в пространство рука…
За свою жизнь, этот "гений", цинично пролил море человеческой крови, развязал не одну войну, — в том числе, и против Украины, — но, тем не менее, заполнял своим видом идеологическое поле, мозолил глаза.
Этих, исполинских монстров, привычно ставили на высоком постаменте, перед каким-то чиновническим гнездилищем, чтоб все видели, как в том месте «любят» этого, картавого упыря.
Его культ был абсолютным в безжалостной стране победившего социализма.
Принято было считать, его: вечно живым. коммунистические паханы, активно увлекаясь идеологическими медитациями, требовали от жителей СССР, — сызмальства, — приносить себя в жертву этому идолу. Считалось, что его, кровожадное учение, обязательно победит во всем мире. Такой себе культ Вуду, интерпретированный в марксистских традициях.