Шроо, выступал эмпириком, имея тяготение к развитию собственного ума и добродетели, проживая в наблюдениях за окружающей действительностью; колхозники же, искали постоянного спасения в низменных инстинктах, в благополучии своей социальной группы, в теплоте древнего племенного сообщества. Два миры постоянно соприкасались между собой, входя во всевозможные конфликты интересов, они в чем-то, даже, способствовали развитию друг друга. "Хитрожопые" колхозники стучали на него альфа-сексоту, чем поднимали себя в его глазах, Бардак концентрировал на нем острие агентурной работы; Щроо оттачивал литературной мастерство, приобретал опыт борьбы в условиях приближенных к военным. Шроо постоянно ругал бывших колхозников за "дебилизм", присущий примитивным формам жизни; колхозные трутни, вымуштрованные вековым рабством, огульно и хором, напирали на то, что "он не такой как все" (огульно записывали его в гомосексуалисты (с подачи тетушки-ведьмы, которая придумала эту фишку, чтоб сподручней было его травить)).

Шроо отказывался сражаться с "мельницами" в ветреных головах (это был не его метод).

Шроо взялся проводить много сложную стратегическую операцию — длинною в саму жизнь — и, прежде всего, он принялся за искоренение зла в самом себе. Очищая свой внутренний мир от засилья, он создавал плацдарм (тыл) для этой борьбы. Освобождая самого себя от внутреннего врага, Шроо представлял собой модель свободного мироустройства, а, значит, в том мире получали свободу все его населенцы от диктата альфа-сексота. Флюиды влияния которого блокировал в себе Шроо. Борьба за окружающий мир началась такая, что не оставалось камня на камне от прежнего сосуществования.

Шроо организовал в себе литературную учебу, оплачивая добросовестным усердием. Уходили огромные средства: самое дорогое, что ему выделялось в избытке — свободное время и воинственная молодость. Необходимо было учиться зарабатывать себе на жизнь в обескураженной и нищей социальной среде, которую представляло собою, украинское село, в первые годы собственной независимости. Удержаться какое-то длительное время на плаву, чтоб выкристаллизовался тот отдельный, особый почерк, — стиль, — через который он должен представить миру свое собственное, творческое начало. Зачем? Это потребность в осознании собственной гениальности должна закладываться в каждом творческом гомункуле. Как и Манихейский бред и всякие прочие достоинства, на грани умопомешательства, с которыми, — с приходом раннего опыта и мудрости, — индивидуальность справляется, не позволяя себе впасть в настоящий бред. Надо возвести себя в ранг хотя бы чуть повыше тех, кого выбрал себе в поводыри. Каждой мыслью, каждой строчкой, каждый день, доказывать себе, что ты лучше своего кумира. Много лучше. Современнее. Как тетива натянутого лука, должен извергать звук, отправляя в будущее острый снаряд. Уйдут многие годы ожиданий, чтоб перепроверить это по многу раз.

Книжный Мартин Идеен, не раз отправлялся в свое плаванье, обогащая жизненный опыт свежими впечатлениями, чтоб найти пути к совершенству. Успех у людей — это производные от своей внутренней реализованности.

Автор должен научиться работать исключительно для себя. Только в постоянной борьбе с собой, из гадкого утенка может выпростаться прекрасный лебедь.

3

Особый эзотерический мир — существует внутри и вокруг нас. Он находится в плоскости веры — веры в сверхъестественные силы. Если впечатлительному человеку хоть единожды пришлось столкнуться с чем-то, не поддающемуся его логике — для него, тут же, открывается возможность застрять в инфернальном болоте на всю оставшуюся жизнь. Спасения нет. Это, как и у нарика, подсевшего на убийственный дурбазол. Без длительного, спасительного лечения своей воли уже не обойтись, болезному.

Знакомство с Третьей, тоже советской ведьмой, у Шроо, произошло сразу после смерти отца — и их (с матерью) успешного (оперативного) переселения Шроо в его жилище.

В свое время, мать Шроо, вела с первого класса восьмилетки, ее дщерь до самого восьмого класса, сельской восьмилетней школы. Вечно завшивленная, как никто другой в этом классе. Мать вынуждена была проводить Гарбузкой изнурительные, воспитательные беседы.

С тех пор, прошли долгие годы.

С обретением своего статуса в определенной среде колхозников, с признанием ее в качестве "ведьмы", она обзавелась коровой (скорее: корова содержала ее), имела свиней и могла обрабатывать обширный огород. Даже с убогой колхозной пенсией, которые имели бывшие колхозники в самом начале 90-х в Украине, ведьма умудрилась воспитать в себе чувства постоянного завсегдатая списка журнала Форбс.

Считая себя стоящей выше матери в социальной иерархии села по причине наличия у нее коровы, она являлась к ним на посиделки. Хвасталась матери Шроо, что купила дочери кооператив в Киеве. В свое время, та, устроилась в столице еще союзной республики по лимиту. Будучи "лимитчицей", она познакомилась, очевидно, с таким же как сама, лимитчиком. Выйдя за него замуж. Денег на кооператив, — как потом стало известно, Шроо, — получила в одного из приближенных к альфа-сексоту холуев: Демида. Он же, похоже, дал ей рекомендацию от гебнявых: не препятствовать этому событию. На тот момент, у ведьмы, было двое внуков (как и у матери Шроо). Этот Демид "курировал" определенную стукаческую сеть, к которой ее "прописали", как его родственницу. Дальнюю?

Сразу же после сороковин, когда умерший отец окончил со всеми земными делами и мытарствами, и, ежели верить славянским поверьям, окончательно покинул землю — Шроо переступал порог отцовской хаты.

Отпал смысл тесниться на площади, которую за матерью оставили по решению козолупского (самого с(т)ра(н)ного в мире) суда. Отцовская хата, доведенная родителем (за последние годы жизни), до весьма плачевного состояния, ожидала длительного обустройства. Местное ворье (эти ушлые пьяницы), обычно выступающие на авансцене села в одной и той же ипостаси, — грабили все, по устоявшейся в 90-х годах по селам традиции, перенаправляя железо на пункты вторсырья (плодящиеся по заброшенным селам, в пораженной гнилью атмосфере тех лет, словно личинки навозных мух). Как микробы и крысы, весьма активно ускоряли процессы разложения всего советского на молекулярный и атомный уровень. Управившись с битой техникой на задворках колхозных станов, эти мародеры принялись "бомбить" дачников. Дач, в те плачевные годы, появлялось много. Надо было кормить семьи козолупинцев. Прилавки магазинов опустели еще во времена, вошедшие в историю, как "перестроечные" (еда, практически, отсутствовала). В достаточном количестве, начала появляться только к середине 90-х.

Шроо спасает свою, теперь уже, хату. Власть, что неудивительно, только способствует этому. Властям срочно надо поселять вторую советскую ведьму Олену (стукача). Дочь прошла инициацию — выбившись в сексоты на вертолеторемонтном предприятии Козолупа. В это время, она, постоянно появляется в селе с каким-то своим куратором. Разведясь с мужем.

Еще до переселения в отцовское жилище, — словно предчувствуя беду, Шроо несколько разов остается переночевать, — и интуиция его не обманула — однажды, ближе к утру, сквозь полудрему, он услышал собачий голос, чего вполне хватило для Шроо, чтобы он, сорвавшись с постели, — не зажигая свет, — тихо выскользнул во двор. Лунная ночь делала замкнутое пространство каким-то таинственным, и мистическим. Вор, все же успел ускользнуть; очевидно, затаившись в полуразрушенной бане. Шроо лишь прошелся по двору; потрепал по холке собаку — и вернулся в хату. Утром, он, все же, обнаружил следы воровского присутствия.