Шрифт:
– Как вышел? – в унисон выкрикнули оба врача.
При этом у Владлена Петровича в глазах даже мелькнул красный круг: он всегда появлялся при сильном волнении. Сразу вспомнился случай, когда из санпропускника выкрали человека с огнестрельным ранением. Впоследствии оказалось, что тут были замешаны бандиты местной группировки. Было долгое следствие, крупные неприятности…
– Мне ещё этого не хватало… – Владлен Петрович попросил воды и бледный прислонился к пустому операционному столу. Уборщица проворно налила стакан воды из графина, что стоял в углу на стеклянной этажерке, и участливо подала растерявшемуся человеку.
Наконец и его молодой коллега сообразил, что дело может обернуться неприятностью (хотя больного ещё не принял), и он стал предметнее разбираться в произошедшем. То, что выяснил, показалось нереальным! Медсестра, строгая исполнительная женщина средних лет, и санитарка, бойкая молоденькая практикантка, никуда пострадавшего не “транспортировали”. А посетители, сидевшие в коридоре, подтвердили, что видели, как из операционной вышел парень с побитым, поцарапанным лицом. Все отмечали, что до самых пят у него свисала грязно-серая пятнистая простыня, завязанная на поясе тугим узлом.
Услышав такие свидетельства, Владлен Петрович бросился к тазику, в котором лежал привезенный с вокзала бумажный свёрток. Когда врач лихорадочно разбросал окровавленные куски бумаги – то весь покрылся липким потом! В одной руке у него свисала рваная, с запёкшейся кровью правая нижняя голень со ступнёй, а в другой руке – кусок ступни левой… Но главное, он же сам обрабатывал у пострадавшего культяпки ног! Ошибки быть не могло…
Петровича передёрнуло нервным тиком, он искривил рот, хотел что-то сказать, но беззвучно повалился на пол. Дежурный и уборщица кинулись ему на помощь…
Над всеми чувствами преобладало острое ощущение, что в голове завёлся крот. Он настойчиво копался, копошился, прорывал свои ходы и пытался вырваться наружу. Голова не болела, но казалась чужеродным телом, тупым и ненужным, в котором, к тому же, суетились и елозились посторонние.
Алексей шёл по улицам города и медленно приходил в себя. Прохожие оглядывались на обвязанного грязной простынёй молодого человека с побитым лицом и реагировали по-разному, в основном с брезгливостью. Бомжей и опустившихся алкоголиков, стеклоглазых наркоманов в городе хватало, но сочувствия они, тем более молодые, вызывали далеко не у всех. В рыночной гонке за успехом, слабых, в лучшем случае, не замечали и обходили стороной. В худшем – могли и бока намять, а то и убить…
Знакомая кучка тополей, родная “хрущёвка” и её обветшалый подъезд вызвали смятение, а потом короткий, но интенсивный электрический импульс в позвоночнике. В голове прояснилось, и крот затих… Мысли стали упорядочиваться, появились признаки какой-то логики. Он оглянулся: на детской площадке в песке возились дети; две молодые мамы о чём-то увлечённо беседовали, а на скамейке перед подъездом сидела старушка. Она, единственная, уставилась мутными глазами на Алексея и была слегка ошарашена. Даже когда он исчез за входной дверью, старушка продолжала всматриваться в болтающуюся дверную ручку. Потом укоризненно покачала головой и что-то стала назидательно шептать крестясь.
Соседка, тётя Даша, у которой оставил ключи от квартиры, среагировала соответственно своему статусу чувствительной женщины: она всплеснула руками и, выпучив глаза, зачастила рыдающим голосом:
– Где ж тебя так, Лёшенька? Ты ведь такой тихий, спокойный, мухи не обидишь. Что ж это деется с ихней демократией? Нормальному человеку выйти во двор нельзя! Надо ж…
– Мне бы дверь открыть… – оборвал её стенания парень, чувствуя, как крот вновь зашевелился.
Женщина, видя состояние человека, резко умолкла и протянула ключи. Пока Алексей возился с замком, она не уходила, а всё утирала уголки глаз белым платочком и горестно покачивала головой.
Знакомые запахи ударили в нос и окончательно привели в чувство. В прихожей Алексей внимательно рассмотрел себя… Затем лихорадочно развязал узел на поясе, скомкал простынь и кинул её в угол. Ощупал голые ноги. Они показались мускулистыми, плотными и стройными. “Когда это они успели такими стать? – мелькнула первая приятная мысль. – Но, что же со мной произошло?…” Машинально прикоснулся к занывшему синяку на лбу, длинной царапине на щеке. С этим движением и последним обрывком мысли вошёл в ванную и увидел её! Улыбающаяся призывно блондинка, демонстрирующая на глянцевом плакате свои женские прелести – рвущиеся из тесного лифчика груди, соблазнительно изогнутый в купальном костюме стан – всколыхнула подсознание. Он глубоко вздохнул и присел на край ванны…
Свою маму, Ольгу Марковну, похоронил недавно. Несчастье свалилось настолько неожиданно, что уход единственного родного человека показался чем-то надуманным, нереальным. Долго казалось, что пройдёт время и она, тихая, внимательная, войдёт в его комнату, грустно улыбнётся и скажет:
– Вот, задержалась на работе, а ты, наверное, голодал, ждал меня…
– Ну, что ты, мам! – отложил бы он книгу и поднялся навстречу. – Я же умею кое-что готовить, например: картошку жарить и салат по твоему рецепту…