Но только после вчерашнего кошмара это меня не успокаивало.

Когда в конце парка показались далекие огоньки окон жилых домов, я не выдержала и сорвалась на бег, оскальзываясь на влажной земле. Сразу же возникла уверенность, что меня преследуют, что монстр, который всю дорогу крался за мной, нагоняет огромными тяжелыми скачками и его затхлое дыхание бьется в спину.

Я пробежала насквозь несколько дворов, прежде чем перейти на шаг и отдышаться. Мне удалось убедить себя, что никто за мной не гонится, но чувство, что я непоправимо опаздываю, никуда не исчезло. Я выдохнула и снова пустилась бежать мимо длинных безликих зданий. Время ускользало, и никакие рациональные объяснения не могли меня успокоить.

Ночь вообще не время для рационального и логичного.

С головой уйдя в свои переживания, я напрочь забыла о коварной кочке возле самого дома. Вернее, я о ней вспомнила, конечно… но уже после того, как полетела на землю. С тихим стоном села на асфальте, брезгливо отряхивая руки. Правая лодыжка пульсировала болью – кажется, вывихнула.

Хотелось разрыдаться от несправедливости мира, выплакать все дневные обиды, всю накопившуюся усталость, но я загнала поглубже воющий всхлип и заставила себя отложить истерику. Не сидя же в грязи предаваться рефлексии?!

Я медленно поднялась, стараясь не опираться на травмированную ногу, и заковыляла к подъезду. Пребывая в мрачной уверенности, что лифт не работает, я все же нажала на кнопку вызова и была приятно удивлена, когда передо мной разъехались его дверцы. Еще приятнее я удивилась, когда спокойно доехала до своего этажа, даже нигде не застряв. Честно говоря, сегодня я уже была готова к любой беде.

Как можно тише отперев входную дверь, я просочилась в квартиру. Подвернутая нога предательски норовила подогнуться, но я заставила себя доползти до комнаты, понимая, что если упаду на пол, то просто не найду сил подняться.

Руки от холода совсем потеряли чувствительность, и мне не сразу удалось повернуть ручку двери. Петли предательски скрипнули, и я даже успела испугаться, что разбужу Марью, но…

Но Марья не спала. Она стояла, покачиваясь, в центре комнаты, с неестественно прямой осанкой и безвольно обвисшими руками. Я не видела ее лица, но почему-то была уверена, что глаза ее широко распахнуты, а зрачки такие огромные, что занимают всю радужку. Как лунатик, она заторможенно сделала шаг к окну. А за окном…

Ох!

Снаружи на карнизе сидела огромная птица, чуть ли не с десятилетнего ребенка размером. Редкие облезлые перья не скрывали тонкую пергаментную кожу, лопнувшую в нескольких местах и обнажившую сероватые кости. Гноящиеся желтые бельма скрывали глаза. Черный клюв влажно блестел, его загнутый острый кончик почти касался стекла.

Я не знаю, как эта тварь удерживалась на хлипком карнизе, прогибающемся даже под голубями. И как не оставляла следов от мощных когтей. Я уже не сомневалась, что именно этот монстр прилетал вчера ночью и следил за нашим сном.

Птица распахнула клюв в беззвучном крике, но Марья услышала. Она крупно вздрогнула всем телом и потянулась распахнуть окно. Протестующе вскрикнув, я метнулась к сестре и, обхватив поперек живота, оттащила подальше, чудом не дав ей дотянуться до створок окна. Боль в травмированной лодыжке отступила на второй план, а страх заглушил все остальные чувства.

Под пристальным взглядом птицы я волокла несопротивляющуюся сестру к двери, с трудом выдыхая воздух сквозь стиснутые зубы. До чего же она тяжелая! Разъелась на дармовых харчах, вот выгоню ее самостоятельно зарабатывать на хлеб, мигом похудеет! Неблагодарная лентяйка, костерила я в мыслях сестру, прижимая ее к себе все крепче и крепче. Понимала: стоит ее выпустить, и она снова с блаженной улыбкой поковыляет к окну, навстречу к птице и смерти.

Я старалась не поворачиваться к птице спиной, не спускала с нее напряженного взгляда. Казалось, стоит мне отвернуться, и она легко пролетит сквозь стекло, вцепится в безвольное тело Марьи и вырвет ее у меня из рук. Или сожрет тут же, при мне. Как бы ни злила меня Марья, ни выводила из себя, я никому, никому не позволю причинить ей вред! Ведь защищать ее – мой долг.

Ненавистное слово колоколом отозвалось внутри, и травмированная нога подвернулась. С гневным стоном я осела на пол, все еще сжимая сестру. До двери оставалось меньше метра! Вот только сил мне не хватит ни чтобы встать, ни чтобы вытащить Марью.

Во взгляде птицы смешались насмешка и торжество, словно мы обе уже оказались в ее когтях: охота увенчалась успехом, и началась игра еще интереснее – с жертвой. Ну, мышки, сможете ли проскользнуть между острых когтей? Как далеко убежите, прежде чем тяжелый клюв опустится сверху, дробя черепные кости?

Я сидела на холодном полу и тряслась от страха. Оглушительно громко тикали часы, но время не двигалось: даже пылинки в блеклых лучах уличных фонарей застыли посреди полета. Мой кошмарный сон ожил, и теперь его черный отчетливый силуэт казался реальнее меня самой. Но самым ужасным было не это.