Ухмылка Джено начинает дрожать, уменьшаясь под моим пристальным взглядом.

— Ты слышал, о чем она просила, — говорю я, мой голос низкий и ровный, но в то же время с явным оттенком. — Принеси ей лимонад. Сейчас же. — Мой приказ окончательный, не оставляющий места для дальнейших дерзостей.

Он кивает, высокомерие окончательно стирается с его лица, и он поворачивается, чтобы выполнить приказ. Я смотрю ему вслед, чувствуя успокаивающее прикосновение Софии к моей руке. Ее присутствие, такое мягкое и успокаивающее, резко контрастирует с бурей эмоций внутри меня.

Тогда я понимаю, как крепко сжал кулаки, и костяшки пальцев побелели. Лишь прикосновение Софии снимает напряжение. Ее мягкие руки, такие нежные на моей мозолистой коже, сразу же приносят ощущение спокойствия.

Я наблюдаю за Софией, ее губы слегка приоткрываются, когда Джено отправляется за лимонадом. Вид ее, такой уязвимой под моим присмотром, пробуждает во мне что-то первобытное. Я фантазирую о том, как сорву с нее это платье и овладею ею самым плотским образом.

— Черт, — бормочу я себе под нос, мой член пульсирует от одной только мысли об этом.

Она моргает на меня, на ее лице мелькает замешательство.

— Что?

— Ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться, милая, — заверяю я ее с ухмылкой. Мои глаза снова блуждают по ее телу. Она чертовски красива, и она вся моя.

— Наслаждайтесь своим… лимонадом, — говорит Софии идиот-сервер, делая издевательский акцент на этом слове.

Моя кровь закипает от его неуважения. На мгновение я представляю, как сверну его гребаную шею. Я крепче сжимаю свой стакан, костяшки пальцев побелели.

Он делает шаг назад и инстинктивно поднимает руки вверх в знак защиты. Это не помогает утихомирить бурлящую во мне ярость. Я пообещал себе, что никто не будет проявлять к ней неуважение.

Она чувствует напряжение и нежно кладет свою руку поверх моей. Ее прикосновение мгновенно охлаждает во мне ярость, возвращая меня к реальности.

— Спасибо, — мягко говорит она Джено, а затем поворачивается ко мне с мягкой улыбкой, от которой у меня замирает сердце. Она, блядь, владеет мной.

Как только Джено уходит, я возвращаю свое внимание к Софии.

— Мне нужно в ванную. Я сейчас вернусь.

Поднявшись из-за стола, я бросаю на Софию острый взгляд, задерживающийся на ее раскрасневшихся щеках, и поворачиваю в сторону уборной. Тусклый свет заведения не делает ее простой, в моем темном мире она выглядит более сияющей, чем любая звезда.

Уборная чистая и отполированная. Меньшего я и не ожидал. В зеркале отражаются мои лазурные глаза, смотрящие на меня. Наклонившись над раковиной, я брызгаю на лицо холодной водой, пытаясь смыть с себя первобытное желание.

Когда я возвращаюсь, то вижу, что Джено стоит слишком близко к Софии, чтобы мне это нравилось. Я прячусь за массивной цветочной композицией. И тут я слышу его голос, вкрадчивый и навязчивый:

— Сколько за час? — Моя кровь превращается в лед в венах. Этот ублюдок. Он хоть понимает, с кем говорит? Кто она для меня?

Он только что подписал свою дерьмовую судьбу. Темная тень опускается на мой разум, когда я выхожу из-за цветочной композиции, и мои длинные шаги приводят меня к их столику быстрее, чем я думал.

— Она не продается, — рычу я, стоя прямо за спиной Джено, мой голос опасно низкий. Ублюдок застывает от моих слов и яда, которым пропитан каждый слог. Быстрым движением я хватаю его за воротник и рывком оттаскиваю от Софии. Его удивление видно в широко распахнутых глазах, когда он поворачивается ко мне лицом.

Моя челюсть сжимается, когда я смотрю на него сверху вниз, в моем взгляде закипает чистая ненависть.

— Извинись, — холодно приказываю я ему. Ни за что на свете я не позволю ему так с ней разговаривать.

Он запинается и просит прощения, страх излучается от него, как жар от пламени. Я крепче сжимаю его воротник, чтобы убедиться, что смысл сказанного ясен. София — моя, и неуважение к ней означает, что я переступлю через себя.

Я отпускаю Джено, отталкивая его от нашего стола. Он отшатывается назад, его лицо бледнеет, и он убегает, ни разу не оглянувшись.

— Чертов урод, — рычу я себе под нос.

— Ты в порядке? — Мягко спрашивает она, и будь я проклят, если эта нежная забота не пронзает меня насквозь.