Из окна здания на Даунинг-стрит он глядел на бесконечный поток машин, текущий вдоль берега Темзы и вливающийся в водоворот Трафальгарской площади. Он чувствовал себя бодрым, словно родился заново. Так всегда бывает, когда удается одолеть смерть — хотя бы на время. На нем был темно-синий костюм, белая рубашка и галстук с синим набивным рисунком, но ребра под одеждой были заклеены пластырем. Простреленная ладонь тоже была перевязана, время от времени его еще беспокоила рана на бедре, но все равно — хорошо! Он снова будет бегать, и даже быстрее, чем раньше.

— О чем ты думаешь? — спросила она, подойдя к нему сзади.

— Ни о чем. Просто о том, что сегодня прекрасный день и я был очень рад выйти наконец из госпиталя. Не слишком-то приятно проводить такие дни в постели.

— Я бы сказала, что все зависит от постели, а ты как думаешь?

Майкл обернулся к ней. Чесна казалась отдохнувшей и посвежевшей, разгладились морщинки на лице, появившиеся от переживаний и боли. Ну, может быть, сколько-то и осталось; ничего не поделаешь, такова жизнь.

— Да, — согласился он. — Разумеется, я тоже так думаю.

Дверь открылась, и вошел широкоплечий, носатый мужчина в форме капитана Военно-воздушных сил Великобритании. Волосы у Лазаря отросли, бороду он сохранил, хотя теперь она была аккуратно подстрижена. Весь он был чистым, и от него даже пахло мылом. Под капитанским мундиром левая рука и плечо были забинтованы, а на сломанную ключицу наложен гипс.

— Привет! — Он был очень рад снова увидеть их. Он улыбнулся, и Чесна подумала о том, что Лазаря даже можно было назвать по-своему привлекательным. — Извините, я опоздал.

— Ничего, все в порядке. Просто здесь не военное отношение ко времени. — Встреча для них была назначена ровно в одиннадцать. — Кстати, говоря о военных, ты что, пополнил ряды наших ВВС?

— Я остался офицером советской авиации, — ответил он по-русски, — но вчера мне присвоили звание почетного капитана. Я поднимался на «спитфайре». Вот это самолет! Если бы у нас были «спитфайры», то мы бы тогда… — Он снова улыбнулся и перевёл разговор. — Я хотел бы поскорее вернуться домой. — Он пожал плечами. — Как часто я люблю говорить: в небе я лев. А вы чем собираетесь заниматься дальше?

— Я домой, — сказал Майкл. — Надолго. А Чесна улетает в Калифорнию.

— О да! — Лазарь попробовал произнести на американский манер: — Кали-фоор-ниа?

— Точно так, — сказала Чесна.

— Вери гуд! Ты стать большая звезда!

— С меня хватит и небольшой роли. Может быть, даже пилота на воздушные трюки.

— Пилот! Да-а… — При одном только упоминании этого слова лицо русского расцвело.

Майкл вложил свою руку в ладонь Чесны. Он смотрел на Лондон — красивый город; от одной мысли, что уже больше никогда в небо над ним не поднимутся немецкие самолеты, он казался еще прекраснее. Первоначально намеченное на пятое июня, начало операции было перенесено на утро шестого июня из-за плохой погоды; и с того самого дня сотни тысяч солдат войск союзников высадились на побережье Нормандии, принявшись неуклонно оттеснять нацистов к границам Германии. Разумеется, это был еще не конец войны; еще будет пролито много крови и пережито испытаний, прежде чем нацистов загонят в их логово. Но первый шаг был сделан. Высадка войск в Европе была величайшим успехом. Пройдет всего несколько недель, Париж будет освобожден, и родина Габи обретет свободу.

Наступлению Гитлера был положен конец. Теперь для него начнется долгое отступление, и давший сбой военный механизм Германии окажется под сокрушительными ударами — и смел ли он подумать об этом? — железных кулаков Америки, Великобритании и России.

В окно светило солнце, его лучи ложились Майклу на лицо, и он подумал о пройденном пути. О Маккеррене и Габи, подземных коридорах, Камилле и Мышонке, битве на крыше Гранд-опера, бое в лесу под Берлином, о разрушенном доме и исковерканной жизни Мышонка, о бесполезном Железном кресте. Он думал о «Рейхкронене», о поезде смерти Гарри Сэндлера, тесных клетушках Фалькенхаузена и долгом перелете в Норвегию. О Китти и ее ноже с изогнутым лезвием.

Но был у него и другой путь: он отправился в него в далеком детстве — маленький мальчик, бегущий по лесу вслед за улетевшим змеем. Этот путь вел его по жизни, в которой ему выпало познать радость и горе, горечь поражения и триумф. Так было до сего момента, до той черты, за которой начинается будущее.

Так человек или зверь? Теперь он знал свое место в этом мире. И, признав за собой место в мире среди людей, он стал живым воплощением чуда. Он не подвел Виктора. И ему казалось, что Виктор мог бы гордиться им, как только отец может гордиться сыном.

«Живи свободным!» — думал он. Если такое возможно в этой жизни, он сделает для этого все, что в его силах.

На столе секретаря раздался звонок. Секретарь — маленькая стройная женщина с гвоздикой, приколотой к лацкану пиджака, — сказала:

— Он примет вас сейчас, — и вышла из-за стола, чтобы открыть дверь, ведущую в кабинет.

Увидев посетителей на пороге, коренастый человек встал из-за стола и направился к ним навстречу. Он уже наслышан о них, говорил он. Пожалуйста, присаживайтесь! Церемония награждения, говорил он, будет обставлена очень скромно. Наверное, не стоит поднимать шум в прессе по поводу столь деликатного дела. Вы согласны? Ну конечно же, они были согласны.