— Я думаю, это не просто ремесленная школа, — ответил Мэтью.

— Не просто? А как?

— Мистер Файв! — донесся рев из кузницы.

— Ой, — вздрогнул Джон. — Ну, вообще он лает грознее, чем кусается. Как правило. Ты обязательно приходи как-нибудь поужинать с Констанс и со мной, Мэтью. Тогда и поговорим. Ладно?

Не дожидаясь ответа, Джон Файв вернулся к работе. Мэтью остался стоять под ярким белым солнцем, и люди обтекали его, словно камень в потоке. А он думал, что Билли Ходжес лежит теперь в могиле на ферме Джона Ормонда, и в последнее свое путешествие отправился не морским капитаном, а речным пассажиром.

Он не мог не подумать, что Ходжес, строивший дерзкие планы побега, попытался сбежать из ремесленной школы и тем навлек на себя прогон сквозь строй.

Но у него есть и своя работа, которой лучше заняться прямо сейчас. Кратчайшим путем — вдоль доков — он поспешил к дому Григсби и нашел печатника за подготовкой следующего номера «Уховертки». Берри не было дома. Григсби сказал Мэтью, что она ушла с первыми лучами солнца продолжать рисовать пейзажи, а потом ему захотелось знать все подробности поездки Мэтью в Филадельфию и степень ее успеха.

— Не сейчас, Марми, — ответил Мэтью. — Как ты думаешь, не будет Берри возражать, если я возьму кое-что у нее из белья?

У Григсби глаза чуть на лоб не полезли:

— Прости?

— Из комода с бельем! — Мэтью покраснел. — Одну штуку, которую просил ее сохранить.

— У меня своего мнения нет, это всего лишь мой дом. Раз вы с Берри держите от меня секреты, то давай бери и…

Но он уже говорил в пустоту, потому что Мэтью уже открывал нижний ящик и доставал блокнот.

Мэтью положил блокнот во внутренний карман сюртука. Идти ему было недалеко — Сити-холл с кабинетом Лиллехорна был почти рядом. Вполне может быть, что люди Чепела за ним наблюдают, но с этого дня закон тоже повернет глаза в сторону Саймона Чепела.

— Потом поговорим! — крикнул Мэтью Григсби, выбегая в дверь.

— Да ради Бога, и не давай себе труда мне что-нибудь рассказывать! — крикнул ему вслед Григсби, размазывая по лбу полосу типографской краски. — Я же всего лишь жалкий издатель газеты!

Мэтью подумал, не забежать ли на Стоун-стрит в дом семь и не проверить, нет ли там Хадсона Грейтхауза, чтобы он был… как это называется… резервом. Но дойдя до Бродвея и свернув на юг, решил, что не стоит. Вопрос слишком деликатный. Бывает время размахивать клинками, а бывает время тихо двигать шахматные фигурки.

Он свернул налево на Уолл-стрит, миновал Сити-холл и снова повернул направо на Брод-стрит. Между Баррак-стрит и Бивер-стрит он по трем ступенькам взошел на крыльцо к двери с медным молотком, объявил о себе как о руке правосудия и стал ждать под табличкой: «Поллард, Фитцджеральд и Кипперинг, адвокаты».

Через несколько секунд дверь открылась, и выглянуло бледное лицо мужчины с редеющими каштановыми волосами, в очках с толстыми стеклами. Глаза выглядывали из-за них так, будто им неуютно было при свете дня. Мэтью всегда казалось, что Брайан Фитцджеральд похож на крота.

— Доброе утро, — сказал адвокат. Он держал в руках охапку бумаг, очевидно, вытащенных из ящиков. Рубашка его была испачкана мелкими чернильными пятнами, ногти обгрызены до живого мяса. Может быть, именно он делает всю работу, и ему за это хорошо платят — Мэтью вспомнил слова вдовы Шервин. Да, скорее он не крот, а рабочая лошадь. Фитцджеральд поправил очки: — Мистер Корбетт, если не ошибаюсь?

— Да, сэр. Разрешите войти?

— Да, конечно. — Он шагнул в сторону, пропуская Мэтью, потом закрыл за ним дверь с таким видом, будто солнце и свежий воздух — злейшие враги настоящего пуританского трудолюбия. — Чем могу вам быть полезен?

— Вообще-то я надеялся увидеть мистера Кипперинга. Он уже пришел?

— Ну… он… — Фитцджеральд бросил через плечо взгляд на узкую лестницу, потом прошептал: — Мне кажется, он вчера не уходил.

— Да?

— Да. Он… то есть мне кажется, что сегодня утром он клиентов принимать не сможет. Но мистер Поллард с минуты на минуту будет здесь. Вы не согласились бы его подождать?

— Мне очень ненадолго. — Мэтью вытащил из кармана блокнот. — Могу я передать это мистеру Кипперингу?

Фитцджеральд протянул руку:

— Я с удовольствием передам и прослежу, чтобы…

— Нет, спасибо, — твердо сказал Мэтью и сжал пальцы. — Тут нечто такое, что он пожелал бы видеть…

— Лично, — сказал человек, вышедший из кабинета наверху лестницы.

— Да, сэр, — ответил Мэтью, глядя на него пристально и бесстрашно. — Как я и надеялся.

Кипперинг не двинулся с места. Одной рукой он опирался о стену, другой ухватился за декоративную шишку на лестничных перилах. Лицо его скрывала тень. Одет он был в черные панталоны, лоснящиеся на коленях, а белые чулки выцвели до желтизны, как и рубашка. Рукава он закатал, но Мэтью понимал, что это не энергичное приветствие новому трудовому дню, а чтобы не полоскать манжеты в пролитой ночью выпивке. Он подумал, что пара бутылок стоит наверху, и много пустых запрятаны с глаз долой. Кипперинг этой ночью, очевидно, некоторое количество их прикончил — очень уж медленно и неуверенно он пошел вниз по лестнице, хватаясь за перила, как за страховочный трос.