После часовой беседы Гитлер пригласил нунция в соседнюю комнату – выпить чаю. С обсуждением официальных вопросов было покончено, и Гитлер стал восхищенно рассказывать о том, как в прошлом году посещал Италию. Фюрер заметил, что красота итальянского искусства несравненна. И что стране повезло не только с искусством, ведь у нее к тому же есть дуче и фашизм. Не будь Муссолини (продолжал Гитлер), коммунисты стерли бы в порошок все сокровища итальянского искусства, как они недавно поступили в Испании. Муссолини, по его словам, заслуживает похвал всей Европы: если бы он не проложил для нее путь, континент сейчас стал бы одной огромной большевистской империей. Наконец немецкий диктатор снова обратился к теме Ватикана, выразив удовлетворение тем, что папа хорошо говорит по-немецки. Он сожалеет лишь (добавил фюрер, когда чаепитие уже близилось к концу), что во время своего недавнего визита так и не смог посетить собор Святого Петра.

«Один мудрец, – отвечал нунций, – некогда заметил: хорошо не видеть всего, что желаешь увидеть. Тогда даже в преклонные годы останется что-то такое, чего будешь с нетерпением ожидать» [100] .

Между тем предложение папы провести мирную конференцию породило бурный обмен депешами между Лондоном и Парижем. Британцы, склонные согласиться с инициативой понтифика, предложили провести два раунда переговоров, один из которых касался бы Германии и Польши, другой – Франции и Италии. Но французы с опаской отнеслись к такому варианту. Министры французского правительства утверждали: все факты говорят о том, что папа предварительно обсудил свою инициативу с итальянским фашистским правительством, стремясь продвинуть территориальные требования Муссолини. Во Франции опасались, что итальянцы в ходе переговоров подобного рода воспользуются своими привилегированными отношениями с Ватиканом [101] .

Пока шли эти консультации, Иоахим фон Риббентроп, 46-летний министр иностранных дел Германии, сел на поезд, идущий в Милан, – чтобы встретиться со своим итальянским визави. На этой встрече Чиано передал ему слова Муссолини, которые тот сказал нунцию несколькими днями ранее: дуче не намерен выносить свои разногласия с Францией на какую-либо конференцию, организованную под эгидой папы. Два министра иностранных дел сошлись во мнении, что нужно поблагодарить понтифика за его усилия, но попросить воздержаться от дальнейших шагов в этом направлении [102] .

Через несколько дней последовал официальный ответ властей Германии папе. Статс-секретарь Министерства иностранных дел Эрнст фон Вайцзеккер передал нунцию решение Гитлера. Немецкий дипломат объявил ему: перспективы успеха кажутся фюреру недостаточными для того, чтобы оправдать проведение конференции в том виде, в каком это представляется папе. Реакция Орсениго на эту новость отчасти показывает, какого рода эмиссара папа держал в Берлине на протяжении всей войны. «Нунций, – вспоминал Вайцзеккер, – больше никогда не поднимал этот вопрос и лишь заметил в ответ на одно из моих высказываний, что и он не совсем понимает, какие сообщения, требующие срочных действий, Ватикан мог получить, чтобы организовать такой демарш» [103] .

Стремление Пия XII играть заметную роль в международных делах беспокоило Муссолини. С его точки зрения, уж если Ватикан и играет какую-то политическую роль, то она должна ограничиваться усилиями, направленными на поддержку его режима. К тому же дуче не хотел укрепления авторитета папы и полагал, что в Италии хватает места лишь для одной героической фигуры. Пусть уж лучше папа и дальше молится в своей часовне.

Дуче был недоволен этим protagonismo [104] папы, и его недовольство еще больше усилилось в середине мая, когда Пий XII обнародовал свои планы возглавить официальную процессию, направляющуюся из Ватикана в собор Святого Иоанна Крестителя на Латеранском холме – через центр Рима. Этот старинный ритуал символизировал вступление новоизбранного папы в права епископа Рима. Внушительный древний храм начал строиться еще в IV в. и служил резиденцией для многих первых пап. Собственно институт папства и его претензии на власть над католической церковью всего мира коренятся в роли папы как римского первосвященника, а кафедра епископа Рима находилась как раз в Латеране.

Пий XII на своем sedia gestatoria, 1 мая 1939 г.

Дуче же полагал: чем меньше папа выбирается за пределы ватиканских стен, тем лучше. Темпераментного диктатора приводили в особую ярость папские публичные мероприятия в Риме, где папа мог собирать такие же и даже более многочисленные толпы верных сторонников, как и сам дуче. Предшественник нынешнего папы совершал такое путешествие в латеранский собор в закрытом автомобиле, который ехал с приличной скоростью, а прибыв на место, оставался внутри церкви. Но у Пия XII было на уме нечто совершенно иное, и слова эмиссара Муссолини, пытавшегося отговорить понтифика от такой затеи, не возымели действия.

Когда настал день шествия, из Ватикана выехала длинная вереница машин в сопровождении вооруженных швейцарских гвардейцев. Папа расположился на заднем сиденье медленно движущегося открытого автомобиля, а толпы, выстроившиеся на тротуарах, восторженно приветствовали понтифика. Оказавшись возле собора, понтифик уселся на свое переносное кресло sedia gestatoria, и его пронесли по гигантской площади перед собором, огибая массивный египетский обелиск в центре. Вместе с ним шествовала впечатляющая процессия папских прелатов в сопровождении членов Дворянской гвардии в яркой форме с обнаженными церемониальными саблями. Рядом шла горстка палатинских гвардейцев, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками.

«Могу предсказать, – сообщал итальянский посол, описывая это действо, – что Пий XII будет хвататься за любую возможность выбраться за пределы Ватикана. При всем своем аскетизме он не чужд известной помпезности, которая, как он считает, подобает римскому понтифику. Более того, как римлянин до мозга костей, нынешний папа, несомненно, ищет популярности, особенно среди своих соотечественников – граждан Италии. Если мы это допустим, то будем слишком часто лицезреть Пия XII на улицах Рима и, вероятно, в других крупных городах королевства» [105] .