Шрифт:
Вася поднял руку, останавливая поток её бессвязных слов, и указал на свободный стул рядом с собой.
– Садись с нами, Ань. И да, – он поморщился, – я был не самым лучшим внуком, но на похороны приехал. Спасибо, что навещала её. Бабушка тебя любила и радовалась каждый раз, когда ты приходила в гости.
– Да не за что, – растерянно ответила Анна.
– Не стой столбом, садись давай, – прошипела Рита. – На нас и так все смотрят.
– Интересно, с чего бы это? Возможно, всех впечатлила твоя речь про ад? – Анна усмехнулась и заняла новое место. – Неееет, не может быть, только не из-за этого!
Рита ухмыльнулась в ответ, но ничего не сказала.
– Кстати, про ад… – Вася отвернулся, покопался в закрепленной на кресле барсетке и протянул Анне продолговатый конверт. – Для тебя послание от бабы Глаши. Она оставила письма и памятные подарки для нескольких человек. И если там написано то же самое, что и у меня с Ритой, то вечер будет… интересным.
Анна распечатала письмо, пробежала глазами текст и удивленно подняла взгляд.
– Это бред, как она могла о таком попросить? Зачем?! – сказала она и поняла, что всё-таки не выдержит этот день до конца. По щекам потекли слёзы. – Это всё бред, бред, бред!
Рита с заметной тревогой склонилась к Анне и тихо спросила:
– Ань, ну ты чего? Совсем плохо? Если нужно, у меня с собой успокоительное. Могу сделать укол. Сделать?
Анна покачала головой, перевела дыхание и продолжила:
– Я просто не понимаю! Как, почему? Почему она умерла? Почему сейчас? Ведь всё было хорошо, она хорошо себя чувствовала, мы же всего неделю назад гуляли по парку, кормили белок, она рассказывала о Васе, говорила про иврит, про еврейские имена, хотела начать вышивать картину…
Анна снова задохнулась и умолкла, пытаясь подавить неуместную вспышку эмоций. Вдвойне неуместную перед почти спокойным родным внуком покойной.
В конце концов, Глафира Ильинична не была ей родней.
Просто школьная учительница, безнадежно влюбленная в собственный предмет.
Просто бабушка друга детства, когда-то кормившая пятилетнюю Аню пирожками и утиравшая ей слёзы из-за разбитых коленей.
Просто женщина, сохранившая почти до девяноста лет ясный ум и острое, иногда переходящее общепринятые границы чувство юмора.
Анна восхищалась Глафирой Ильиничной. Все их встречи происходили не потому, что Анна считала себя обязанной. Нет, она на самом деле ценила проведенное со старой учительницей время…
– Ну так как? – выждав некоторое время, спросил Вася. – Ты с нами?
Анна ещё раз перечитала письмо, написанное таким узнаваемым, таким родным почерком.
– Последняя воля… – тихо ответила она. – Да, конечно, я с вами.
Раз
– Девяносто пятый, до полного бака и в две канистры, – сказал Марк пожилому заправщику. Тот кивнул, ещё глубже втянул голову в плечи, пряча лицо от пронзительного осеннего ветра, и занялся машиной.
Марк вошёл внутрь магазинчика при заправке и остановился у стойки.
– Добрый день! – приветливо улыбнулась ему девушка-кассир. – Пока ожидаете, могу предложить вам кофе или гамбургер? Еще у нас очень вкусные…
– Кофе, – прервал её Марк. – Неужели в такую рань кто-то ест?
– Говорят, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, – кокетливо ответила кассирша, бросая одобрительный взгляд за спину Марка.
Он знал, что сейчас она смотрит на машину. Девушки часто велись на этого монстра немецкого автопрома, думая, что Марк – владелец. Он никогда не пытался их в этом разубеждать.
– Врут, – Марк ухмыльнулся, – правильный путь идёт чуть ниже.
Кассирша громко рассмеялась, как будто он и правда сказал что-то смешное, и повернулась к кофе-машине.
Марк взглянул на часы – без четверти шесть – и раздраженно вздохнул.
Понедельник. Уже через полчаса надо забирать шефа из загородного дома, и сразу после этого начнется пытка, про которую в светлые моменты Марк говорил «нормальная работа, бывает и хуже». Но сегодня ему было плохо.
Алкоголь, выпитый накануне на поминках старой карги, сделал сегодняшнюю реальность невыносимой.
Работа. Грёбаная работа.
Четырнадцать часов.
Шесть дней в неделю.
Без права на выбор дат отпуска – приходилось подстраиваться под шефа и отдыхать только тогда, когда тот улетал на очередной безумно дорогой курорт.
И всё это за жалкую сотню в месяц и редкие подачки ко дню рождения и Новому году.
Если бы не возможность ещё немного зарабатывать на стороне – таксуя, продавая понемногу бензин приятелям и подписывая липовые акты на обслуживание машины – Марк давно бы уже ушёл. Как шеф Стоянов был невыносим. Он был жестким и придирчивым, и в дополнение ко всему, кажется, считал, что Марк по гроб жизни ему обязан. Это раздражало.