— Я привык к режиму, — говорил Супругов. — Правильный режим — залог работоспособности.

Он снял халат, вымыл руки и с удовольствием сел к столику, на котором в тарелках, прикрытых белоснежной салфеткой, уже был подан обед. Пришел Соболь.

— Где они все, вы мне скажите? — спросил он. — Порции стынут, я же не имею физической возможности подогревать по десять раз.

— Придут, — отвечал Супругов, поднимая салфетку. — О, что я вижу!..

— Да, — глубоко вздохнул Соболь. — В груженые рейсы кушаем, как дай бог было кушать в тысяча девятьсот сороковом году…

Разговор был прерван стуком в дверь — громким, неделикатным стуком. Стучала Смирнова.

— Доктор, — сказала она не своим голосом, — идите скорей в шестой вагон.

— Что такое? — спросил Супругов.

Он только что насадил на вилку кусок жареной свинины, смазал его горчицей и увенчал колечком лука.

— Раненая рожает, — сказала Смирнова.

Супругов не понял:

— Как рожает?

— Ну, обыкновенно как, — грубо ответила Смирнова. Ее обозлила эта вилка с куском мяса, которую благоговейно-неподвижно, торчком, держал перед собой Супругов. Вышибить бы у него тарелку из-под носа… Смирнова была молода, горяча, — все ее нехитрые переживания отражались в ее хмурых серых глазах…

— Растрясло ее, вот и рожает, — объяснила она. — Та, что без ноги.

Супругов отправил свинину себе в рот и закусил кусочком хлеба. Глаза его наполнились слезами: от горчицы.

— Позвольте, — сказал он, прожевав, — ведь у нее в эпикризе ничего не сказано о беременности?

— Не сказано.

— А старшая сестра там? — спросил Супругов.

— Старшая сестра в девятом вагоне, у припадочного. Они все там.

— А Ольга Михайловна?

— В кригерах, на перевязках.

Супругов подумал. Вот всегда так: когда экстренный случай, все оказываются занятыми. А он при чем? Он не акушер. Ухо, горло, нос… Он не обязан быть повивальной бабкой.

Супругов сказал:

— Почему паника? Уж кто-кто, а вы, женщина, должны уметь оказать помощь в таких случаях.

И, с удовольствием видя, что Смирнова побагровела и в ее откровенных глазах выразилось желание прихлопнуть его на месте, он, вставая, сказал:

— Идите, я сейчас приду.

Но когда, вымыв руки и надев халат, он пришел в шестой вагон, там уже хлопотали Ольга Михайловна и Юлия Дмитриевна, вызванные Васькой. Супругов с брезгливым любопытством взглянул на рожавшую женщину. Конвульсии сводили ее большое, с высоким животом тело, накрытое простыней. Седая голова с уцелевшими кое-где черными прядями металась по подушке.

— Кричите, милая, кричите! — ласковой скороговоркой говорила Ольга Михайловна. — Не стесняйтесь, ничего тут такого нет; легче будет.

Женщина не кричала. Пятно пота расплылось по подушке вокруг ее головы, искусанные губы распухли. Она подавляла протяжные стоны, похожие на мычанье, глаза в темных ямах дико и страшно смотрели с воспаленного лица.

— Разочек крикните как следует! — убеждала Ольга Михайловна. Юлия Дмитриевна увидела Супругова и вышла к нему.

— Вы тут совершенно не нужны! — сказала она, девически смутившись. — Мы управимся без вас.

Он посмотрел на нее, и какая-то шаловливая мысль заставила его прищуриться. Положительно, все это неспроста — и опущенные глаза, и быстрое неловкое движение, которое она сделала, увидев его… Вот, значит, как. Впрочем, что-то в этом роде ему и раньше казалось…

Чертовски забавно.

— Я удивляюсь одному, — сказал Супругов строго, — я удивляюсь тому, что в эпикризе ни слова не сказано о беременности.

— Допустим, было бы сказано, — возразила Юлия Дмитриевна. — Мы все равно не могли бы предотвратить то, что случилось.

— Это преступление! — сказал Супругов. — Эвакуировать такую больную — преступление.

— Вы забываете, что ее нельзя было оставлять вблизи от фронта. Роды преждевременные. Она должна была родить через два месяца.

Юлия Дмитриевна уже справилась со своим смущением и говорила обычным уверенным тоном, но все еще не смотрела Супругову в глаза.

Прибежал доктор Белов. Только что в девятом вагоне у контуженого окончился тяжелый припадок, и доктор поспешил к роженице. Надо же, надо же, чтобы именно эта несчастная женщина, у которой нога ампутирована почти по бедро…

— Ну? — спросил доктор Белов, с мольбой переводя глаза с Юлии Дмитриевны на Супругова. — Как она?

— Ничего, организм здоровый. Если бы она могла иметь нормальные потуги, дело шло бы быстрее. Но она не может иметь нормальные потуги, потому что у нее одна нога.

Это сказала Юлия Дмитриевна. Супругов сделал печальное лицо и вздохнул. Растроганный доктор Белов сейчас же исполнился благодарности к нему:

— Хорошо, что вы здесь, голубчик. Вы слушали сердце?

Супругов замялся. Юлия Дмитриевна пришла к нему на помощь: