По всему валуну к прутьям клетки стали подходить какие-то твари: то сгорбленные, то на четвереньках, похожие на огромных, мутировавших волков, медведей, барсуков и других диких существ. А потом появились существа, которые стояли как люди или полулюди, тела неестественно мускулистые, местами покрытые мехом, кости удлиненные. У одной клетки сидел малыш и спотыкался, вытянув вперед лапки и когти. Он обхватил своими слишком длинными челюстями железный прут и затряс его, слюна и кровь длинными полосами стекали по железу.

Дрем, пошатываясь, поднялся на ноги и отступил назад, направив копье на клетки, а его факел зашипел и погас. Его руки дрожали. Ужас и страх охватили его, угрожая захлестнуть.

Позади него медведь зарычал в своем загоне, дверь задребезжала, раздался громкий треск, когда он ударил лапой по замку. Голоса кричали. Охранник стонал на снегу.

Вдалеке раздался звук рога, слабый и далекий. За оградой, со стороны озера.

Дрем побежал, вслепую, без цели, просто прочь от этих кошмарных созданий. Пробегая мимо, он ударил ногой по голове зазевавшегося охранника, а затем бросился в темноту. Через несколько мгновений он оказался у стены лагеря, ощутил дикий приступ паники, чувствуя себя в ловушке, знал, что если его найдут, то бросят к этим тварям в камеры или, что еще хуже, превратят в одного из них. Он увидел лестницу, поднимавшуюся на частокол, и помчался по ней, поскользнулся на полузамерзшем снегу, выпрямился и добрался до верха.

Он повернулся и посмотрел назад в комплекс, увидел фигуры с факелами, бегущие к валуну, один из них направил горящий факел в клетку, раздался высокий крик. Что-то еще двигалось рядом с загоном для медведей, высокая фигура, окутанная тенью.

Слишком высокая, это не может быть человек.

Ему стало плохо, желудок грозил опорожниться, холодный ветер пронизывал его. Он поднес руку к шее и обнаружил, что плащ и нижнее белье разорваны до самой кожи.

Когти Стена.

Он задрожал.

Дрема привлекло движение в другом месте: рог, который он слышал, все еще звучал, и он увидел активность в южном конце лагеря: фигуры, спешащие на пирс. Еще дальше из темноты появились фигуры: две лодки, ощетинившиеся веслами, уверенно гребли к причалу. А в темном небе над ними пролетела фигура, потом появились еще две - темные тени, скользящие по воде, мерцающие в свете звезд.

Слишком большие для птиц, - нахмурился Дрем. Потом он увидел, как одна из них приземлилась на пирсе - крылатый человек в кольчуге. Бритоволосые воины упали на колени и склонились в поклоне.

По его венам прокатился ледяной поток, страх перешел на новый уровень.

Этого не может быть! Кадошим.

Он почувствовал, что его ноги превратились в воду, ему пришлось ухватиться за деревянные подпорки стены, чтобы удержаться в вертикальном положении.

Но, конечно же, это возможно. Посмотри, что я только что видел в этих клетках, извращенных Элион знает какой нечистой магией и темными практиками. О, па, ты был прав. От этого некуда больше бежать.

Дрем перепрыгнул через стену и на мгновение потерял равновесие, прежде чем с хрустом упасть в снег и подняться на ноги. Затем он побежал к деревьям.

Бледа стоял во дворе Драссила, ступая ногами от холода.

Почему мы здесь?" - спросил он Джин, которая стояла рядом с ним, каким-то образом умудряясь выглядеть гораздо менее замерзшей, чем он сам.

'Я не знаю.' Она пожала плечами. Кол попросил меня быть здесь к восходу солнца, и он попросил, чтобы я привела тебя".

Кол. Ты вдруг подружилась с Бен-Элимом? спросил ее Бледа.

'Не настолько, насколько ты дружен с Лордом-Протектором', - ответила она ему. Это было сказано достаточно безобидно, но Бледа знал, что в словах Джин была какая-то грань. Недоумение и подозрение.

Я понимаю это, потому что сам нахожусь в замешательстве.

Прошло два дня с тех пор, как его вызвали в комнату Исрафила, с тех пор, как его похвалили за выступление, за борьбу с кадошим. Он не мог лгать, ему было приятно, когда его так хвалили. И в этом было много правды. Он решил сражаться с Кадошим, а не смотреть, как они и Бен-Элим убивают друг друга.

И я до сих пор не совсем понимаю, почему.

Большая часть этого была связана с тем, что он увидел Кадошим. Он никогда не представлял себе такую злобу во плоти. Политику, пограничные споры, даже кровную вражду он понимал. Но при виде Кадошим все это исчезало.

Это было зло. Я видел зло, облеченное в форму крови и костей. Вот почему я сражался.

Но была ли это единственная причина?

И то, что Исрафил похвалил его, казалось неправильным, не только потому, что он стал видеть в Исрафиле олицетворение всего того, против чего он выступал, империи, которая поработит его народ, уже поработила его народ.