"Мы невиновны в смерти Колдера, - крикнул Олин, - но еще шаг, и твоя кровь будет на моей совести, и я не потеряю из-за этого ни одной ночи сна". Он стряхнул плащ с плеча, освобождая рукоять меча, и поднял над головой свой черный двуручный клинок.

Лысый человек замешкался на ступеньках, то ли от слов Олина, то ли от меча в руках Олина, Дрем не знал, но его взгляд был прикован к лезвию черного меча.

Однако другие вокруг и позади лысого протискивались вперед, и для Дрема все замедлилось. Он увидел, как по ступеням поднимается Виспи Борода, с копьем в руке, с неистовой ухмылкой на лице, и понял, что этот человек обрил голову.

Должно быть, ему холодно. Непрактичный поступок для того, кто зимует на севере.

Затем кто-то метнул в Олина копье, лезвие которого было нацелено в брюхо его отца. Олин, казалось, только шаркнул ногами, а затем копье пронеслось мимо него, по воздуху, в то же самое время черный меч Олина рубил вниз, рассекая голову мужчины, прямо за ухом. Раздался влажный треск, и вокруг лезвия из звездного камня и головы мужчины вспыхнуло пламя, только пламя было черным и сернистым, а затем меч пробил нижнюю часть челюсти мужчины, и его лицо со шлепком упало на ступеньку, кровь, кости и мозги брызнули по обе стороны от него. Олин отшвырнул неподвижный труп назад, на тех, кто стоял сзади, мужчины упали, спутанные.

Дрем боролся с желанием вызвать рвоту. Вид человека, замахнувшегося на него мечом, помог ему взять это под контроль. Он отступил на шаг, почувствовал, как воздух с шипением пронесся мимо его лица, когда меч промахнулся на расстояние вытянутой руки.

Как это может происходить? Я только что видел, как мой отец убил человека, а другие жаждут нашей крови. Могу ли я так поступить? Могу ли я забрать чужую жизнь?

Ему стало плохо, он пожалел, что не последовал совету отца и не побежал к заднему окну, хотя без отца он бы не ушел.

Что мне делать? Стоять и сражаться? Убить или быть убитым?

Взгляд на своего па, который держался на вершине лестницы, пробивая древко копья, раскалывая его, как хворост, обратным ударом пробивая чьи-то глаза, брызги крови при падении.

И тогда решение было принято Дремом. Когда на ступеньки хижины навалилось еще больше людей, человека с мечом, который только что пытался вырезать кусок из лица Дрема, толкнули вперед, и Дрем, не задумываясь, шагнул ему навстречу, проскользнул мимо меча, полоснул костяной рукоятью секиры по руке человека, рубанул топором между шеей и плечом. Человек закричал, кровь хлынула фонтаном, и он рухнул, повалив стоящего за ним человека.

Боль пронзила руку Дрема: удар копья задел его, рука схватилась за древко топора и потянула его вперед. Он дико рубил и колол своим сиксом, услышал крик, и хватка на топоре вывела его из равновесия. Он споткнулся, упал на одно колено, что-то твердое ударило его по голове, в глазах вспыхнули белые огни, когда он наносил удары вслепую, почувствовал, как его лезвие врезается во что-то, сопротивление плоти, скрежет кости.

Зрение прояснилось, он все еще стоял на коленях, лезвие его ножа до рукояти вонзилось в бедро человека, схватившегося за рукоять его топора. Позади него лежали еще тела, мужчины кричали, вопили, тянулись к нему. Он пытался разглядеть своего отца, но вокруг была давка, Олина не было видно, хотя он услышал крик человека, что обнадеживало - значит, бой еще продолжается, только бы кричавший не был его отцом.

Дрем вонзил лезвие в ногу человека, услышал соответствующий крик, нарастающий по силе, и почувствовал, что рукоять его топора исчезла. Он выдернул свой сикс из бедра мужчины, на его руку хлынула горячая кровь, и он, пошатываясь, попытался встать на ноги. Снова удары, руки хватали его, тащили во все стороны, и он рванулся вперед, потом его ноги оторвались от земли, и его понесли, спустили по ступеням хижины во двор. Петлю из веревки накинули ему на шею и затянули; настал черед Дрема кричать, страх вырвался из его живота, придал его конечностям силу, и он стал брыкаться, колоть и рубить. Резкая боль в левой руке, и топор исчез, руки держали другую руку, прижав его, скручивая, а затем исчез и его сикс.

ДРЕМ. Он услышал рев своего отца, ДРЕМ.

Папа, - попытался крикнуть он в ответ, но петля на его шее была слишком тугой, чтобы он мог полностью разогнуть голосовые связки. Он увидел сучья над головой, веревку, перекинутую через них, руки, хватающиеся за нее, и давление на его шею все усиливалось, его поднимали вертикально, ноги болтались, люди кричали и издевались, а он не мог дышать, его руки хватались за веревку вокруг его горла.

Она слишком толстая, слишком тугая, и слепой ужас охватил его, его легкие горели, он кричал, пытаясь вдохнуть, все в нем исчезало, когда инстинкт жить, дышать, поглощал его. Черные пятна затуманили его зрение, соединяясь, как пролитые чернила, затуманивая мир.

Другой звук, слившийся с бешеным стуком его сердца, заглушил рев толпы, набросившейся на него, - ритмичный гром. Голоса, крики, все громче, а потом он закружился, кто-то схватил его, поднял на ноги, и внезапно он смог дышать, только струйкой, как через тростник, задыхаясь, но все же со сладким, славным облегчением. Рывок за веревку, и он понял, что кто-то ее перерезал. Голос рядом, и зрение вернулось, затуманенное, медленно фокусируясь.

"Чем это Олин тебя кормит?" - сказал голос, и он увидел Хильдит, хозяйку медоварни, сидящую на лошади. Один из ее грузных стражников держал Дрема. Другой стражник перерезал веревку над ним, и его бесцеремонно сбросили на землю.