Затем отпускает: его руки трясутся от мелкой дрожи. Сглатываю, смотрю на сжимающиеся пальцы, которые хотят ощутить под собой не пустоту, а, видимо, моё горло.

– Саша…

– Вон! – перебивает резко. – Вон отсюда! Вон из моего дома!

– Но это и мой дом. Куда я пойду?

– Это ты сама придумай. К любовнику своему, от кого дочь родила и мне подсунула.

Его обвинения не только приводят в шок, но и рождают ответную волну негодования. Как он может так говорить?

Вспоминаю, как ещё вчера мы мирно ужинали вместе, обсуждая планы на летний отпуск. Мне хотелось на море. После рождения Риты я на нём не была. Полтора года сидела прикованной к дому. При желании можно было куда-то поехать, но маленький ребёнок высасывал все силы. Сейчас дочь находилась у моих родителей, и мы с мужем больше времени уделяли друг другу. Ещё два дня назад занимались любовью, и ничто не предвещало беды. А выходит… выходит он спокойно ждал результатов теста. Устраивал проверки мне же за моей спиной, и никак это не показывал?

– Нет! – отрицательно мотаю головой. – Я никуда не уйду!

– Уйдёшь! Как миленькая. Немедленно! Сейчас же! Видеть тебя не могу! Убью, потаскуха! Мне рога наставила! Прижила ребёнка, а мне подсунула. Нате вам, растите. Какая же ты сука, Аля! Как же я в тебе ошибался.

Саша разворачивается, его шаги резкие, стремительные. Фалды пальто развеваются за спиной.

– Как… как ты можешь так говорить о Риточке? – кричу в спину. – Она твоя!

– Она не моя, – голос его становится чуть тише. – Да, она ни в чём не виновата. Виновата здесь только ты! Но она не моя! И я всегда это чувствовал. Когда брал на руки… каждый раз… ну не моё… так и ощущал. Нет родства, никакого инстинкта…

– Материнский инстинкт врождённый, отцовский приобретённый… он позже пробуждается, – выдаю истины, подчерпнутые из каких-то книг, следуя за мужем в нашу спальню.

На самом деле, отцовского вообще не существует… наверное… Вернее, не у всех он просыпается. А Саша в принципе всегда был прохладным отцом. Так и говорил: не создан для младенцев. Когда пыталась заговорить с ним об ещё одном ребёнке, отрезал, что никогда и ни за что. Но я ведь считала, что вода камень точит, и через пару годиков, когда Ритке будет четыре или пять, можно сходить за вторым, а оно вон как вышло.

– Там нечему пробуждаться, потому что Рита – не моя! Всё, Аля, убирайся. Сейчас же!

Он вталкивает меня в комнату, резким движением захлопывая дверь за нашими спинами.

В спальне светло и свежо. Я открыла окно, чтобы проветрить. Лёгкий ветер качает невесомую тюль, с Невы доносятся крики оставшихся зимовать чаек. Мы живём в новом комплексе на набережной. Из окна прекрасный вид на реку, парк и перекинутый через Неву мост. Сюда мы переехали перед самым рождением Ритки. Я всё тут обустроила с любовью и вниманием, это мой дом, другого у меня нет. Ехать к родителям? Это надо добираться до Выборга. Да и что я им скажу? Саша сошёл с ума? Выгоняет меня? Собственную дочь обзывает подкидышем?

В груди ноет, сердце будто пропускает удар за ударом. И совсем останавливается, когда на супружескую кровать летит чемодан.

– На, собирай, что там тебе понадобится в первую очередь. Остальное позже заедешь забёрешь. И Риткины вещи тоже. Видеть не хочу ни тебя, ни её. Мне чужой ребёнок не нужен.

– Но ты её отец. Потом… она другого не знает. Она считает тебя своим папой. Это так и есть, чтобы там не показывал твой дурацкий тест ДНК.

– Он не дурацкий. Он точный.

– Что я ей скажу?

– Вырастет, придумаешь. Хотя можешь правду сказать, как ты мужу левого ребёнка навязала. Нагуляла, родила, сама не зная от кого.

– Это неправда. Саш, ну как ты так можешь говорить?

Но из мужа сыплются и сыплются оскорбления. Он словно не может остановится, не может промолчать. Одно слово обиднее другого. Несправедливость придавливает меня к земле.

Я не могу дышать… не могу стоять… я падаю. Сажусь к ногам Саши, прислоняюсь спиной к кровати и лишь повторяю:

– Ты сошёл с ума!

Мне больно от его слов. Даже не в мой адрес, а по отношению к дочери. Он ведь любил её… наверное?

– Рита ни в чём не виновата, – шепчу хрипло.

– Конечно, – соглашается. – Рита ни в чём не виновата. Но виновата ты. И тебе отвечать за это перед твоей, Аля, дочерью.

– Как ты можешь? Ты ведь папа для неё, пусть и по какой-то причине считаешь иначе!

Саша застывает. Возможно, мои слова заставляют его о чём-то задуматься? Возможно, я нажала на нужную кнопку, включающую совесть?

– Я остыну… и… посмотрим. Резко я ребёнка не оттолкну.

Горький смешок слетает с моих губ.

– А как ты собираешься её отталкивать? Плавно? Саша, ты в своём уме? Остановись! Не рушь семью. Я… я тебя не смогу простить, если ты продолжишь.

– Простить? У тебя, что, проблемы со слухом? Прощать или не прощать тут только я могу. Ситуация другая, Аля.

Опираясь ладонью о матрас и поднимаюсь, сгребая пальцами светлое шёлковое покрывало. Собственный гнев толкает меня вперёд.