— Крыс ловил, — брякнул я первое, что пришло в голову, и потянулся за блинчиком. — И тараканов.

— Топором? — хмыкнула под нос Янина Сергеевна.

— Ножом для разделки мяса.

— Ты лучше бы его по назначению использовал, дурень!

Сунув блин в рот, я увернулся от подзатыльника, на языке растеклась молочная сладость и легкая кислинка северных ягод. Брусника или, может, клюква. Уж не знаю, где Янина Сергеевна их достала, но получилось вкусно.

— Баб Ян, вы в курсе, что я плохо готовлю, — я улыбнулся, затем отхлебнул горячий кофе. — Спалю весь дом.

— Ну так девку заведи поприличнее. Те сколько годков уж? — Янина Сергеевна почесала нос, бородавки чудесным образом перековали к широкому рту. Осели на правой щеке и приобрели малиновый оттенок.

Опять начудила с зельями, что ли?

— Тридцать пять, — отозвался, завороженно следя за внешними изменениями бабы Яны. — Что у вас с лицом? Вы прям на десять лет помолодели и седины меньше стало…

На впалых щеках заиграл румянец, зашевелилась от комплимента серая солома, именуемая у простых людей волосами. Янина Сергеевна действительно начудила, я сразу ее раскусил.

— Настоечку поставила, — длинный коготь коснулся острого подбородка. — На молодильных яблоках.

— И как?

Судя по прыгающим бородавкам, эксперимент не удался.

— Забродили, с… собаки, — цокнула языком Янина Сергеевна.

Хмыкнув, я вернулся к еде. Поучать или советовать я не собирался: каждый остался бы при своем. Вздумалось потомственной Бабе-яге на старости лет заняться омоложением не через косметические процедуры. Лишь бы не померла раньше срока, потому что я привязался к соседке по лестничной клетке. Пусть она проклинала шумных детей во дворе и называла всех женщин моложе пятидесяти «легкодоступными девицами».

— Душа у меня не на месте, береги себя, хлопчик, — сказала Янина Сергеевна, когда мы уже стояли в коридоре.

Я застегнул ботинки и выпрямился, чтобы мельком взглянуть на отражение в зеркале. Вид помятый, волосы немного стояли дыбом после просушки. Головная боль действительно ушла, спасибо настойке. Правда, я трижды прополоскал рот из-за мерзкого привкуса стухших грибов.

— Или просто у вас опять разбушевалась язва желудка, — иронично вскинул я брови, затем набросил на плечи пуховик.

— Змееныш, — беззлобно огрызнулась Янина Сергеевна, после чего приподнялась на носочках.

Затаив дыхание, я позволил скрюченным пальцам коснуться щеки. Баба Яна чуть надавила ногтем на кожу, затем прищурилась и приблизилась. Шумно втянув воздух возле меня, она мрачно изрекла:

— Ладаном пахнет. Слегка. Смерть за тобой шагает, Влад, близко-близко.

— Все мы под богом ходим, — я дернул плечом, но уйти не смог. Янина Сергеевна цепко впилась в мой рукав, точно ненасытный клещ и ее светлые глаза зажглись мистическим пламенем.

— Кровь не водица, Владик, сам знаешь. Романовы прокляты, и ты не исключение, так что зря отмахиваешься от доброго совета.

Вздрогнув, я мотнул головой, отбрасывая подальше мрачные мысли. Еще не хватало о собственных похоронах думать по дороге на кладбище, ведь раньше срока я туда не собирался. Пока что, а там как получится.

Уж тем более не желал говорить о брате или биологическом отце.

— Пустое это, баб Ян, — тихо сказал я, аккуратно отцепив руку Янины Сергеевны. — И слухи. Его императорское величество и высочество в здравии, а себя Романовым я не считаю.

— Надолго ли?

Я так и не понял, к какому из утверждений относился сей риторический вопрос. Уточнять не решился, вдруг бы ответ мне не понравился? К чему лишняя тревога, известная поговорка советовала поменьше совать нос в чужие дела.

На улице со свистом всех поприветствовала первая февральская метель: стоило выйти из подъезда, как она лихо оттолкнула меня от двери и захлопнула ту.

В такую погоду приличный человек собаку бы из квартиры не выгнал, зато домоуправление отправило домовых и банников чистить снежные завалы. Вот и старина Потапыч трудился над грудой белой массы, хотя та в два раза превышала его рост. Пока он пыхтел, работая лопатой, я отвернулся от ветра и прикурил.

Дурная привычка, но без нее день не начинался — горечь едкого дыма дарила какое-то чувство умиротворения. Пусть обманчивое, зато быстрое. Мне требовалось совсем немного, всего пять-шесть затяжек, чтобы я вновь ощутил себя живым человеком. Уже изрядно промерзшим и невыспавшимся человеком.

— Ты глянь, че творит, а!

Я замети, как Потапыч гоняется за вязаной шапкой по сугробам.

— Помочь? — крикнул сквозь хохот взбесившейся стихии, но меня не услышали.

Из-за снега слиплись ресницы, меховая часть воротника побелела от инея. Знакомое чувство накрыло с головой, будто я встретился лицом к лицу с Карачуном. Хотя это невозможно: он жил в Пустоте и не пересекал границу миров без вызова извне.