— Официально ты меньше, чем Невыразимый, — промурлыкал Сэйнт, обойдя вокруг и снова встав перед Наживкой, в то время как остальные сомкнулись у него за спиной. Я обнаружил, что тоже направляюсь к ним, мое плечо коснулось плеча Киана в знак солидарности. — Ты будешь есть, только если кто-нибудь даст тебе объедки со своей тарелки. Тебе не положено иметь ни единого кусочка туалетной бумаги. Ты ни с кем не будешь разговаривать, и они, конечно же, не будут разговаривать с тобой — если они не отдадут тебе приказ. Потому что теперь ты официально сучка для каждого ученика в этой школе. Поскольку ты подверг опасности их жизни, мы передаем им контроль над твоей. Если кто-то отдаст тебе приказ, ты теперь должен делать то, что они говорят, а не только Ночные Стражи. Потому что ты больше никто. Никто, кроме призрака без голоса, без имени и без лица.

Наживка захныкал, когда Сэйнт достал из своей сумки простую белую маску и тюбик суперклея.

— Ты несешь ответственность за то, чтобы постоянно носить эту маску, чтобы напоминать всем, что ты никто, — сказал Сэйнт опасным голосом. — Но, чтобы помочь тебе, я пока приклею ее на место. Как только она отвалится примерно через неделю, не стесняйся закрепить ее так, как тебе нравится. Но если кто-нибудь из нас когда-нибудь поймает тебя без нее, тебе не поздоровится.

— Я надену ее, — захныкал Наживка, слезы текли по его лицу. — Я клянусь. Тебе не обязательно использовать клей. Я обещаю, что никогда не сниму ее, я…

— Может быть, мне стоит тебя кастрировать, чтобы ты перестал отвечать? — Предложил Киан, выхватывая свой охотничий нож из моей руки и двигаясь вперед, пока лезвие не коснулось яиц Наживки.

Звук чистого ужаса сорвался с его губ, и он полностью замер, уставившись на Киана так, словно тот был воплощением дьявола. Но у меня было такое чувство, что Ночные Стражи были намного хуже дьявола.

Сэйнт одобрительно хмыкнул и продолжил смазывать белую маску клеем.

Я наблюдал, как он подготавливает ее, и внезапно его взгляд поднялся на меня. Он протянул маску в молчаливом подношении, не угрожая и не требуя, просто спрашивая, не хочу ли я оказать ему честь.

И когда я подумал о Татум, прижатой к земле этим куском дерьма, который пытался причинить ей боль из-за этого мальчика, сделать выбор было несложно.

Я взял у него маску, осторожно, чтобы не коснуться внутренней стороны, где остался суперклей, прежде чем шагнуть вперед, чтобы решить судьбу Наживки.

Киан попятился с хриплым смехом, и Наживка с облегчением обмяк, когда нож отошел от его яиц. Но это длилось недолго, так как вместо этого его взгляд упал на меня, маска была готова и ждала в моей руке.

В его глазах было горькое принятие, когда я прижал маску к его коже, скрыв верхнюю половину его лица белым материалом, так что сквозь нее были видны только глаза, в которых стояли слезы, когда я решительно надавил, чтобы убедиться, что маска не отвалится.

Было что-то глубоко окончательное в том, чтобы вот так прикрыть его. Теперь на нас смотрел пустой манекен, а это означало, что он вообще мог быть кем угодно. Или никем.

Блейк выключил запись, и с его губ сорвался смех, который тут же подхватили остальные.

Киан обнял меня за плечи, и мы все вместе повернулись и ушли, оставив Наживку привязанным к флагштоку, обнаженным, если не считать белой маски.

— Так что на счет этого, брат? — Киан зарычал мне на ухо, когда я оказался зажатым между ними, с мрачной улыбкой на моем лице за то, что я вершу правосудие. — Ты не можешь сказать, что это не подстегнуло твою кровь. Разве ты не хочешь присоединиться к нам, чтобы сделать это снова?

Я рассмеялся над ним, не дав ответа, и почувствовал, что Сэйнт наблюдает за мной, как будто он тоже этого ждал.

Я придержал язык, пока мы шли дальше по тропинке, но должен был признать, что стать одним из них, возможно, было не так уж плохо, как я предполагал.

***

Я ходил взад-вперед по спортзалу, ожидая появления Татум. Было пять минут восьмого, и я был полон неугомонной энергии. Я почти не разговаривал с ней с ночи нападения, и те несколько сообщений, которыми мы обменялись, были краткими и по существу. Я не собирался упрекать Сэйнта или других за то, что они проверяли ее телефон, и я все еще надеялся, что они не заметили, насколько близко я подобрался к девушке, которую они считали своей.

Но эта надежда была зыбкой. Они видели меня в ту ночь, когда на нее напали. Я отчаянно пытался добраться до нее. Я вонзил нож в этого подонка. Не было большого шанса, что они не заметили, как я запаниковал при мысли о том, что ей причинили боль. Сэйнт уже пытался призвать меня на это.

Мне оставалось только надеяться, что они не поняли, как сильно я начал заботиться о ней. Хотя, если они действительно приглашали меня в свои ряды, то, возможно, это не имело большого значения, если они об этом догадались. Я, конечно, видел, насколько они заботились о ней. И если это само по себе не было психозом, то я не знаю, что это было. Я не верил, что Ночные Стражи способны заботиться о чем-то, кроме самих себя. Но Татум Риверс была силой, с которой приходилось считаться.