– Я бы тоже не стала принимать дар дракона-карателя. Любой, особенно завязанный на их крови. Нужно искать способ бороться с этим наваждением.

– Знаю. Но будет тяжело бороться с тем, что сидит у тебя в самой подкорке.

– Давай лучше поговорим о другом. Чего нам обсуждать столь нервные темы?

– Так и поступим. Что у тебя на уме?

Света немного поразмышляла.

– А помнишь, как мы с тобой обсуждали наше семейное будущее? О том, как мы оба изъявили желание иметь двух мальчиков? Я размышляла над этим. И пришла к выводу, что хочу родить их не в обличии человека, а в обличии драконицы.

Виду я не подал, но мысленно такое желание на мгновение повергло меня ступор.

– С чего вдруг?

– Знания моей второй сущности подсказали, что организм русской драконицы гораздо лучше приспособлен для вынашивания детей и родов, чем человеческий. Хочешь поведаю?

– Валяй. Может, аргументы и правда будут значимые.

– Тогда слушай. Во-первых, важно отметить удивительную выносливость и высокий болевой порог благодаря выработанной сотнями миллионов лет эффективной гормональной системе. По сути, драконица почти не замечает ни беременности, ни самих родов, ей не нужны никакие обезболивающие препараты, дополнительное наблюдение и тому подобное.

– Да не то чтобы это в наше время такая уж проблема. Препаратов у нас много, все эффективные и безопасные.

– Но ведь лучше, когда твой организм справляется с такими вещами сам, не правда ли? Тебе же, вон, при частых кровотечениях не нужно кровеобразующие препараты вводить. У тебя органы работают во много раз эффективнее, чем у человека.

– Нехороший пример. Если бы мне предложили не истекать кровью при любой радости, но при этом иметь человеческую кровеобразующую систему, я бы без лишних слов лишился таких преимуществ. Есть что-то ещё?

– Конечно. Во-вторых, что мне нравится больше всего, у русской драконицы есть специальный орган для хранения приближенных к идеалу гамет родителей: от женщины берутся яйцеклетки с наилучшим набором генов, а от мужчины – сперматозоиды. И всё это хранится в идеальных условиях до востребования. Представляешь? В России нечто подобное, но искусственное, тоже есть, но, во-первых, это пока очень дорого, а во-вторых, есть немалый шанс ошибки. А у русских драконов это часть системы размножения, работающая безошибочно. Разве это не чудо? Разве не прекрасно, что у нас могут появиться самые красивые и самые способные дети, лишённые вредных мутаций, уродств и психологических девиаций? Во всяком случае, лишённые их настолько, насколько возможно с нашим набором генов.

– А вот это уже хорошее свойство. Здоровые дети нам очень и очень нужны. Но что там с совместимостью человека и дракона?

Я почувствовал, как Света посмотрела на меня с хитрецой. Её ответ, однако, был прям и честен:

– Её нет. И не может быть. Ни физической, ни генетической.

– Неужто? Со Светой-драконицей я в третьем мире-измерении был ещё как совместим. За исключением генетики, само собой.

– Глупенький. Всё вышеперечисленное относится только к драконам в полном понимании этого слова, а не к их очеловеченному варианту. Очеловеченный дракон лишён преимуществ полноценного и получает уязвимости человека. Он нужен для совершенно других задач, среди которых размножения и близко нет.

Я усмехнулся.

– Дожили мы. Всю жизнь думал, что человеком буду, жена и дети у меня будут людьми, а тут вона как вышло.

– А я, по-твоему, что, не человек совсем?

– Не-а. И я отчасти не человек уже как два с половиной года. Уже на другой ступени с тобой стоим. Это я так, ретроспективно размышляю. Ты ведь сама говорила – мир слишком живой, чтоб к нему слишком сильно привыкать. Привыкну и к тому, что жена моя – наполовину драконица, и к тому, что придётся мне зачинать детей-драконов. Ко всему привыкну. Папе твоему тоже бы привыкнуть к тому, что, пожалуй, самые достойные для него собеседники – это драконы, а не люди.

– Ещё бы вызволить его из анугирского плена. Не думаю, что его так просто отпустят. Насолил он им ещё как. А потом его надо ещё убедить, что одни драконы – хорошие, а другие – плохие. Почти невозможная задача, согласись.

– Что правда, то правда. Да и то, думаю, мы не преуспеем. Всё равно будет на нас косо смотреть, видеть в нас тех, кто заставлял его учиться энерговедению и хотел влить ему драконью кровь.

– Да уж, в чём папе не откажешь, так это в упорности. Мама говорила, что на войну он ушёл немного наивным и умеренно весёлым, а вернулся оттуда серьёзным и целеустремлённым. Но доброты не утратил. Сила в этом была у него, что он интерес к жизни никогда не терял. Думаю, я бы сломалась за миллионы лет среди драконов и встала бы в их ряды. А папа не сломался, продолжил свою линию гнуть. С одной стороны, отличное качество личности, с другой…

– А с другой, Сергею Казимировичу стоит поучиться добрососедским отношениям и не зыркать с подозрением на каждого дракона только потому, что он принадлежит этому роду, а не человеческому.

– Трудно не согласиться. Нам явно будет, чем заняться, когда он вернётся к нам.

– Тут лучше применить слово «если», а не «когда». Мы с тобой только недавно обсуждали дурной нрав драконов-карателей, очень «трепетно» относящихся к своим пленникам.

– И всё же интересно, над папой измываются так же, как и над порочным из Великого Хранилища Порока, или пытаются с ним о чём-нибудь договориться?