Мне было очень больно и трудно говорить, но я пытался дать ответ.

– Про… Прос… Пере… Перево, – выдавливал я из себя нечто невразумительное, пытаясь сказать «простить» и «перевоспитать».

Человек не хотел умирать, не хотел сдаваться. Он гнул свою линию, прикрывался гуманизмом, лишь бы не погибла лишняя человеческая душа, даже самая гнилая. Он хотел унести меня с собой, как однажды я унёс с собой Абдоцерия, ибо знал, что если я не пройду испытание, то умру.

– Неверно! – воскликнул Анугиразус и глубже погрузил свои пальцы в мои глазницы, немного войдя в кость. Моё тело содрогнулось от страшной боли, горло захрипело пуще прежнего. – Отвечай правильно!

– Он… Он должен был прос… – меня трясло, разум горел, едва не распадаясь на части. – Он должен был покарать его!

Я захлёбывался в собственной крови, но умудрялся дышать и говорить. Человек пытался направить энергию обездвиживающих «щупалец» в другую сторону, лишь бы развеять их, но Анугиразус твёрдо держал меня.

Образы изменились.

– Хорошо, хорошо, – приговаривал дракон-каратель. – Теперь ты солдат. Когда-то ты сражался в Красной Армии, но решил, что немцы несомненно раздавят её, и перебежал на другую сторону. Подвешенным языком своим ты проложил себе путь из фронтового пушечного мяса в каратели. Теперь ты сидишь в тылу, мародёрствуешь, убиваешь мирных людей, пьянствуешь. Все страдают, когда ты рядом. Но главное, что тебе хорошо. Но ничего не длится вечно. Красная Армия стала побеждать германский вермахт, теснить его с территории Советского Союза. И ты решил вновь предать, попытаться вернуться к однажды преданным тобой. Что с тобой должен был сделать анугир Мефодирий, умело чувствующий ложь в твоих словах на допросе и которого ты надеялся подкупить?

– Простить! Позволить перевоспитаться! – кричал человеческий разум, желая вызвать яростную реакцию Анугиразуса. Но я не дал ему исполнить это гнусное желание. – Нет, нет… Он должен был покарать его! И он сделал это!

– Вер-р-рно, – прорычал Анугиразус и ещё глубже погрузил свои пальцы, почти достав до мозга. – О, эта история тебе особенно понравится. Теперь ты художник. Когда-то ты жил в Соединённых Штатах Америки, но затем переехал в Канаду. Ты рисовал откровенные изображения, называл это искусством, был зол на тех, кто не верит тебе. Но затем ты нашёл тех, кто назвал твои «творения» шедеврами, был готов платить за них большие деньги. Тебя приглашали на оргии, тебя накачивали наркотиками и очень хотели, чтоб ты избрал себе образ. Ты избрал образ дракона, эксплуатировал его, мечтал о нём, но одновременно ты опошлял его, изображал его в отвратительном свете. Однажды ты и сам уверовал, что ты дракон, а не образ, хотя в тебе не было ни капли от него: ни ума, ни телосложения, ни мысленной чистоты. Но главное, что тебе хорошо. Но ничего не длится вечно. Во время Третьей мировой войны ты радовался смертям русских солдат, радовался истязаниям над ними, призывал уничтожить русский народ и одновременно совершенно не понимал, за что «эти русские варвары» страшно убили на фронте твоего фашиста-отца, за что однажды в твой город прилетело множество ракет, за что русские сломали хребет той армии, которую ты всегда считал непобедимой. Ты изворачивался, ты лгал, ты порочил себя и свой «образ». Что с тобой должна была сделать анугир Райтийяда, умело входящая в доверие и которую ты считал самой близкой своей соратницей?

Земля пропиталась моей кровью и теперь неприятно хлюпала. Меня трясло. Из пасти стала течь чёрная горючая жидкость, используемая для огненного дыхания. Страшная боль и умирающий человеческий разум сковывали меня, не позволяли мне сказать то, что я сказать был обязан. Собрав часть своей жизненной энергии и преобразовав её в голос, я выдал свой окончательный ответ:

– Она должна была покарать его! И она сделала это! Она доставила ему невероятные страдания и отправила его разум в Великое Хранилище Порока, ибо порок должен быть опозорен и уничтожен!

Вся вытекшая из меня кровь вдруг загорелась, подобно напалму, и стала извергать невероятное количество энергии. Мой разум рефлекторно начал собирать её и тут же пустил в русло преображения. Я креп там, где и так был крепок, и закрывал все немногочисленные уязвимости. Из обычного дракона-смеси я превращался в почти неуязвимую машину уничтожения. В преображающем пламени родилась новая пара глаз с синей, как полоса на нашем флаге, радужкой и с золотыми зрачками цвета нашего герба. Я словно стал символизировать собой один из главных символов государства – сине-красный стяг с золотой звездой посередине.

Вскоре боль ушла. Ушло и неприятное чувство от сжимающих меня «щупалец» – Анугиразус отпустил меня. Разум мой словно бы перевернуло – моё драконье обличие теперь не ощущалось как второе. Оно ощущалось как первое, главное. Обличие человека я не потерял, но теперь оно стало второстепенным. Я открыл свои новые глаза и взглянул на мир по-другому, стал видеть гораздо острее, стал видеть больше.

Я не потерял ни капли себя. Лишь в тот миг мне стало понятно, что «я» не зависит от наличия первородной крови или части разума. Я – это я, Виталий Александрович Чудов. И ничто не подвергало это сомнению, даже тело дракона.

Очень многие желания выветрились из меня. Выветрилась рефлекторная нужда в пище и сне, выветрилось неразумное либидо, выветрилось само желание совершать любые пороки. Теперь на подкорке моего сознания был выгравирован их список, все ранги представали перед моими глазами. Разум превратился в ЭВМ, подобную радару, он теперь почти мгновенно мог определить порочность человека, определять степень наказания.

Несколько желаний всё же добавилось: желание уничтожить порок, желание рвать порочных на куски, желание не допустить его распространение, подобно болезни. Теперь у меня не было мысли о том, чтобы поступать с такими людьми гуманно, ибо они сами к тебе гуманны никогда не будут. Драка всё равно будет неизбежной, значит надо ударить первым. И лучше насмерть.

Кровь русского дракона тоже добавила черты. Защита и преданность – вот эти черты. Защита – бескорыстная, преданность – абсолютная. Я хотел защитить непорочных людей, защитить их величайшее изобретение – цивилизацию. Я хотел окружить свою Родину любовью такой же, какой она окружала меня, обучить её всему, что знаю, как она учила меня, а затем отпустить в вольное плавание, подарив свободу сделать самостоятельный выбор, как позволила мне сделать свой выбор она.

– Встань, Виталий, – сказал Анугиразус, впервые назвав меня только по имени, а не по фамилии или в комбинации с фамилией или отчеством. Его голос полнился значением. – Встань, первый русский дракон-каратель.