Каин продолжил:

– Чтобы у ваших работ не было препятствий, мы должны отдать этих детей в жертву. Благодаря всесожжению, мы искупим грехи их родителей, зачавших детей в неурочное время. Звезды подарят вам новых детей. А эти станут залогом благополучия наших трудов.

Одобрительный гул толпы подхватил слова Каина. Строителям города было жутко от таких слов, но они почему-то безропотно соглашались с ним.

– Вот семья, чей ребенок родился между звездами, – выкрикнул Каин, указывая на пару перед Армилусом, – они сами не понимают, сколько сложностей может принести дитя, которое лишено своего знака на небе. Он станет первым, кого мы принесем в жертву.

Родители младенца хотели отступить назад, защитить своего младенца, который лежал у них на руках, но Армилус толкнул их вперед, а дальше несчастных подхватила толпа, вытесняя их к жертвенному камню.

Когда старший сын Каина Ханаан вышел к ним и схватил младенца, мать мальчика закричала на всю площадь, а отец упал на колени со стонами, умоляя оставить жизнь ребенку. Но гул толпы покрывал их мольбы. Ханаан достал меч и одним ударом лишил младенца жизни. Он бросил тельце на жертвенник, под которым лежали дрова. Помощник поднес к ним факел и жертва оказалась охваченной огнем.

Неподалеку от Каина раздался женский вскрик. Это его жена Неелатамек, увидев происходящее, упала без чувств. К ней подбежали его сыновья Мицраим, Хул и Фут. Они взяли тело матери и унесли его с площади.

Каин повернулся и ушел, чтобы не видеть того, что происходит. Его руки оставались чисты, но он был снова причастен к убийству человека. Сколько он шел, столько слышал крики родителей, которые продолжали умолять о милосердии, хотя ничего поправить было нельзя.

Когда народ разошелся, Каин позвал Ханаана к себе, чтобы поговорить с ним.

– Мы должны будем продолжать наш обряд каждую неделю. Теперь всем будешь заниматься ты. Призови в помощники братьев. Люди должны знать, что это не просто работы, а священнодействие. Они строители, а мы жрецы. Все должно происходить по нашему слову. Любой, кто ослушается приказа, должен быть наказан.

Я понял, отец, – ответил Ханаан, – все будет по твоему слову!

– Твое лицо почернело, – заметил отец, – ты умывался сегодня? Или ты специально красишь его смолой?

– Я ничего не делал, – удивился сын, – но и твое лицо стало чернеть, отец!

Каин посмотрел в воду, которая была налита в кувшин с широким горлом. И убедился, что сын прав.

Когда он уже хотел отпустить сына, прибежали его братья Мицраим, Хул и Фут. Тяжело дыша, они объявили, что их мать Неелатамек так и не пришла в себя. Сначала ее дыхание было частым, а теперь оно остановилось.

Жена Каина умерла.

Когда они сообщали ему это и плакали, Каин рассматривал лица детей, в облике которых тоже проступил черный цвет. Это был не загар или сажа от дымящих котлов. Объяснить это было невозможно. Только беспощадным проклятием Ноя.

"Ну что ж, – сказал Каин сам себе, – жрецы должны отличаться от остальных. Пусть у нас будет черная кожа. Так нас станут бояться еще больше".

Он совсем не мучал себя мыслями о Неелатамек. Его душа никогда не была наполнена большими чувствами к этой женщине. Без ее помощи ему было бы труднее путешествовать в ковчеге и вставать на ноги, меняя одно место поселения за другим. Но в последнее время она была ему не нужна. Ее присутствие тяготило его. Он не заходил на ее половину. В доме она была только для воспитания детей. Дети выросли. Можно было обходиться и без Неелатамек. К тому же в Вавилон стекалось много женщин, которые готовы были с легкостью дарить свою любовь. Они жили прямо с рабочими на стройке. Среди них выделялась красавица Куниш, которая приглянулась Каину. Вот с ней он по-настоящему был ласков, заботился, чтобы Куниш жила в отдельном шатре, ни в чем не нуждалась. И чтобы у нее больше никого не было. Во время любовных ласк он называл ее «вавилонской блудницей». Она хохотала от этих слов, закидывала назад красивые волосы и падала в объятья своего властителя, покрывая его тело поцелуями. Неелатамек ему только мешала привести избранницу в свой замок. А теперь он мог это сделать. И никто не скажет ему ни слова упрека.

Дети тоже горевали недолго. У них было много забот: люди продолжали приходить к Вавилону. Они сами предлагали свои усилия для разных работ. Башня высилась. Чтобы увидеть ее до конца, приходилось запрокидывать голову. И город вокруг башни разрастался. Сыновья Каина посмеивались над строителями, говорили про них, как про сброд. Они выбрали из самых сильных мужчин-надсмотрщиков, которые подгоняли рабочих бичами, изготовленными из воловьей кожи.

Иногда люди умирали от болезней, недоедания или обезвоживания. Так, часто бывало, что до нового урожая продуктов почти не оставалось. Обессилев, они падали с вершины башни на землю и разбивались. На это не обращали внимания. Тела уносили и работы продолжались. Но если сверху падал и разбивался кирпич, виновному в таком ротозействе полагалась смертная казнь. Еще бы! Ведь чтобы поднять корзину с кирпичами на веревке, уходило очень много времени. Десятки дней. И любая расточительность была недопустима.

По приказу Каина продолжались жертвоприношения. Некоторые родители, узнав, что их ребенок родился в плохое время, сами отдавали дитя для обряда. А рядом с жертвенником Ханаан организовал место казни для провинившихся. Каждый день начинался с того, что люди, идущие из своих нор и шалашей на работы, видели, как убивают допустивших непослушание или нарушивших правила Вавилона.

Десятилетия стройки принесли результат. Башня вздымалась в небеса. Армилус ликовал. А Каин почти окончательно утерял дар радости. Безоглядная власть тешила его. Но лишь потому, что он мог отомстить любимым сыновьям Ноя за свое унижение. Однажды он повернулся в сторону гор, откуда был изгнан за свой проступок, и прокричал: