Из тьмы резко приблизилось морщинистое стариковское лицо. Острые его черты почему-то напугали Аркадия. Растрёпанная седая борода, отчётливо видимые рубцы шрамов на лице, загорелая почти до черноты кожа — детали врезались в память Аркадия.

— Лёкся… Это ты виноват… — произнёс этот дед.

— Но я же…

— ТЫ!!! — вперил в него костлявый указательный палец старик.

— Х-х-х… — выдохнул Аркадий и открыл глаза.

Перед глазами какие-то плотно утрамбованные деревянные жерди. Неказистые, чёрные…

Он попробовал приподнять голову и это послужило триггером для каскада ощущений, большая часть которого была неприятной.

Первое — жажда, следом — голод, после — слабость, а вот затем — осознание, что живой.

— Живой… — прохрипел Аркадий.

Звуки проходили через горло словно наждачная бумага, будто он уже очень давно не говорил.

Медленно повернув голову направо, он увидел неказистого вида стол, а также поставленные на полки иконы — красный угол.

Немиров никогда не был экспертом в иконографии и религиозным себя не считал, скорее, наоборот, но некоторые знаковые иконы узнал — «Спас Нерукотворный» и «Георгий Победоносец». Остальные две иконы изображали каких-то святых, но их Аркадий в лицо не знал, поэтому не понял, кто это такие.

Ему очень сильно хотелось пить, поэтому он собрался с силами и слез с лежака. Лежаком оказалась лавка, накрытая куском грубой ткани.

Вокруг не наблюдалось никого живого и формы своей рядом он не видел. Под лавкой нашлись потрёпанные лапти, которые Аркадий привычно надел.

Эта самая обыденность действия заставила его замереть.

Только сейчас он посмотрел на свои ноги — тонкие и слабые.

Сразу же после этого он поднял руки к лицу и обомлел. Мало того, что он смог поднять обе руки, так они ещё и были не его. Чужие руки, без травм, с загоревшей кожей, будто бы никогда не видевшей плотных рукавов кителя и танкового комбинезона.

Он ощупал собственное лицо и понял, что оно совершенно другое и ощущается как-то иначе. Кожа будто чувствительнее и тоньше. Будто не было никаких старых ранений и ожогов — чистая, как у младенца.

— К-хм… — кашлянул Аркадий и прошёл к печи.

Откуда-то было ожидание, что там есть еда. Но еды там не было — только пустые глиняные горшки с запахом былого нахождения в них пищи.

Повернувшись, он подошёл к настенной полке у печи и проверил кувшины на предмет воды — снова он откуда-то точно знал, что здесь заведено хранить воду.

Но кувшины были пусты.

В избе вообще ничего нет, кроме красного угла с иконами. Даже отцовский сундук куда-то исчез…

«Какой ещё отцовский сундук?» — озадачился Аркадий.

Но размышлять было некогда — ему очень сильно хотелось пить.

Тело будто бы само потащило его на улицу.

Снаружи было жарко, Солнце нещадно пекло, но до колодца тут двести шагов.

Аркадий шёл максимально быстро, то есть настолько быстро, насколько ему хватало сил.

На улице никого не было, что его удивило, но он не стал это обдумывать и быстро опрокинул общественное ведро в жерло колодца.

Приложив недюжинные усилия, он поднял ведро деревянным лебёдочным механизмом, после чего стукнулся зубами в кромку деревянного ведра. Холодная вода полилась по его глотке.

Он пил как в последний раз и при каждом глотке ощущал, что к нему возвращается жизнь.

Чувство голода вода не притупила, но зато исчезла довольно-таки болезненная голодная резь в животе.

Напившись, он вылил воду на землю, после чего вернул ведро на край колодца.

Теперь, когда критическая потребность была удовлетворена, пришло время размышлять.

«Это не я», — подумал он. — «То есть, я, но не я…»

Путаная мысль никак не желала улечься в голове, в которой непрерывно пролетали образы того, что он понимает под собственным «я».

Он вспомнил школу в Казани, эпизоды, в которых Надежда Кузьминична, учительница начальных классов, учила его арифметике и буквам, затем вспомнил церковный приход, в который приходилось идти аж в соседнее село, где отец Афанасий заставлял его зубрить псалтырь…

Эпизоды жизни из старших классов школы чередовались с работой в поле, сбором хвороста и уходом за курицами в курятнике.

Отцы и матери, братья и сёстры, голодные и курсантские годы, первое боевое задание, гибель однокашников, письма соболезнования, розги от отца, падение в крапиву, холод зимы, первое подбитие танка, первая страда, первое ранение — голова начала закипать.