Она смотрит на меня. — Чем ты планируешь заняться? Поплавать со мной?

Я усмехнулся. Без предупреждения ее твердая внешность трескается передо мной. Смех Эйвери присоединяется к моему, и этот звук хочется воспроизводить бесконечно.

Как только наш приступ смеха проходит, я приказываю ей оставаться на месте.

Этот балкон кажется пустым от посторонних глаз, но я плотнее закутываюсь в свой блейзер. Мои руки умирают от желания провести по телу под ее слоями одежды.

Я возвращаюсь со стопкой плюшевых белых полотенец из туалета отдельного номера. Эйвери сидит на том же месте, где я ее оставил, ее волосы развеваются на вечернем ветру. Она еще более захватывающая, когда взволнована, ее безупречные черты лица не уменьшаются из-за небольшой вмятины на ее самообладании.

Как бы она выглядела, если бы погибла из-за меня?

— Ты должна промокнуть.

Я протягиваю ей полотенце, сосредоточив внимание на ее глазах, а не на уже прозрачной ткани ее тонкого шелкового платья.

— Этому тебя научила твоя девушка? — она спрашивает.

Вопрос неожиданно встает между нами.

— Я не женат с тех пор, как окончил юридический факультет.

— Ну, значит, нас двое. — Эйвери вздыхает и комкает полотенце в ладони. — Я имею в виду, с момента выпуска. Очевидно, я не юрист.

— Я это понял.

Она начинает прижимать полотенце к ткани, а я стою, замерев, отводя взгляд от ее упругой груди и тонкой талии.

— Это не работает. — говорит Эйвери, сжимая платье в ладонях и выжимая спирт. Материал собирается высоко на ее бедре.

Я гребаный мудак, уставившийся на нее, как будто я подросток, которого впервые привлекает женщина.

Я стою над ней и протягиваю руку.

— Хватит твоей помощи, Навароэ.

Ее дикие глаза сводят меня с ума, а легкая путаница моего имени в ее губах наконец приводит меня в бешенство.

— Знаешь, ты неправильно произносила мое имя, — наконец признаюсь я, отвлекая ее от раздражения.

— О, и ты счел уместным сказать мне это прямо сейчас?

В ее голосе слышен сарказм, а руки указывают на промокшее платье.

— Я Наварро. — Я подчеркнуто бросаю Р. — Не Навароэ.

Она смотрит на меня, осознание искажает ее черты до непроницаемого выражения. — Наварро.

Я качаю головой, перелив ее букв «Р » все еще прячется за этими плюшевыми губами.

— Новарро.

Она повторяет это снова. Ладно, может, меня это не сильно беспокоило. Особенно, когда звук моего имени заставляет мой пульс учащаться.

— Не совсем так, — говорю я.

— Научи меня.

— Когда ты позволишь мне убрать этот беспорядок, — говорю я, массируя чистым полотенцем ее бедро, пытаясь высушить ткань ее платья.

— Отлично.

— Сначала нужно произнести буквы т и д; почувствуй, как твой язык касается тыльной стороны зубов.

Ее голова наклоняется в одну сторону.

— Делай это до тех пор, пока не сможешь трепетать языком о зубы.

— Ты не можешь быть серьезным. Она недоверчиво смотрит на меня.

Я становлюсь перед ней на колени, а она откидывается на подушки, давая себе больше рычагов, чтобы промокнуть платье. Я протягиваю правую руку к спинке дивана, прикрывая своей рукой тело Эйвери, пока мы продолжаем работать с тканью.

Эйфория накатывает на меня от ощущения ее тепла. Ее колени слегка раздвигаются, касаясь внутренней стороны моего бедра. Мой член пульсирует от прикосновения.

— Просто попробуй, — настаиваю я.

— Отлично.

Она делает глубокий вдох, прежде чем тщательно повторять буквы вслух, открывая рот и складывая губы в идеально круглую форму. Она пытается вибрировать языком, но сквозь зубы выходит только глоток воздуха.

— Твои губы должны быть ближе. Как эти.

Я сжимаю свои вместе и демонстрирую.

Эйвери пытается еще раз, подталкиваемая ее непреклонной решимостью, пока, наконец, не издается вибрация.

— Хорошо. — Я киваю. — Просто так.

Появляется ее великолепная улыбка, празднующая достижение. Будет ли она так восприимчива к другим урокам, которые я хочу преподать ей?

— А теперь повторяй за мной, — говорю я. — Доверься.

— Доверяй.

— Грубо.

— Грубо.

Она не колеблется, слово покидает ее, как признание.

Густой жар нужды душит воздух вокруг нас.

— Ты чувствуешь, как движется твой язык, когда он приземляется на букву «р »?