С другой стороны, фраза «лично мне не нравится убивать младенцев; меня огорчает, когда это делают другие» выражает личное предпочтение. Это просто личный вкус, – как в ситуации, когда кому-то нравится какой-то эстрадный певец, а кого-то он раздражает. Мои (или ваши) личные (или даже коллективные) предпочтения никого ни к чему не обязывают – и обязывать не могут. В этом случае сторонники Сингера могут заявить – раз вам не нравится убивать младенцев, так и не убивайте, вас же никто не неволит. (Логика, хорошо знакомая нам по другим случаям.)

Спорить можно только о ценностях. Бессмысленно спорить о предпочтениях. Я предпочитаю узбекскую кухню, а мой друг – японскую. Кто из нас прав? Это бессмысленный вопрос.

Так вот, если верна картина мира атеистов, то любой разговор о ценностях – это на самом деле разговор о предпочтениях, личных или коллективных. Ведь тогда на свете просто нет других нравственных агентов, кроме людей. Как говорит педагог в пьесе Жан-Поля Сартра «Мухи»: «Ах, государь мой, как вы меня огорчаете. Неужели вы забыли все мои уроки, светлый скептицизм, которому я вас учил?.. Да на свете нет никого, кроме людей, чтоб им пусто было. И с ними хлопот не оберешься».

В таком мире бессмысленно говорить о том, что какой-то человек «лучше», а какой-то «хуже». Хуже или лучше для кого? На чей взгляд? Для людей с криминальной психологией успешный наркоторговец определенно «лучше», чем «лох», который всю жизнь живет на одну зарплату. Мы с ними не согласимся, но кто из нас будет прав? В мире без Бога это бессмысленный вопрос – в мироздании просто нет никакой подлинной, объективной шкалы хорошего или плохого.

Человек может заблуждаться относительно фактов, относящихся к материальному миру, потому что материальный мир реален, он существует за пределами нашего сознания и независимо от него, и наши представления о нем могут соответствовать ему или нет.

Например, человек, который говорит, что алтайский мед исцеляет от рака, объективно неправ. В реальности этого не происходит.

Наши суждения о ценностях и обязательствах могут быть истинными или ложными только в том случае, если они могут соответствовать какой-то не зависящей от нас нравственной реальности.

Атеист, говорящий о ценностях, о том, что одни люди лучше других, а третьи так и вовсе «моральные уроды», неизбежно заимствует существенные элементы картины мира у той самой веры в Бога, которую он отвергает. Он исходит из того, что люди должны вести себя определенным образом, что у них есть подлинное благо и предназначение, которому одни поступки соответствуют, другие – соответствуют хуже, а третьи – и вовсе противоречат.

Но в мире без Бога никакого блага и предназначения у человека нет и не может быть. Мы в таком случае являемся результатом действия слепых и полностью бесцельных природных сил, которые ни к чему нас не предназначали и предназначать не могли.

Конечно, атеист может быть лично нравственным человеком и жить так, как будто бы между добром и злом была подлинная разница. Известный психолог Ирвин Ялом, по своим личным убеждениям атеист, говорит: «Мы все – существа, ищущие смысл жизни, и все мы испытываем беспокойство оттого, что нас поодиночке закинули в эту бессмысленную Вселенную. Чтобы избежать нигилизма, мы должны поставить перед собой двойную задачу. Во-первых, изобрести проект смысла жизни, достаточно убедительный для поддержания жизни. Следующий шаг – забыть о факте изобретения и убедить самих себя в том, что мы просто открыли смысл жизни, то есть у него независимое происхождение».

Этот рецепт – притворяться, что во Вселенной есть смысл, – может быть для неверующего психолога единственным способом помочь своим пациентам. Но ведь это означает жизнь в самообмане, в постоянном внутреннем конфликте, когда человек, с одной стороны, уверяет себя и окружающих, что смысл, предназначение и ценности существуют, с другой – придерживается картины мира, в которой это невозможно.

Достойна ли такая жизнь? Счастлива ли? Не лучше ли признать то, к чему нас подталкивает наш опыт переживания ценностей и обязательств – во Вселенной существует подлинное, объективное добро, и мы должны стремиться к нему, существует зло – и мы должны удаляться от него.

Но это будет означать, что атеизм является очевидно ложным описанием и мира, в котором мы живем, и нас самих. У нас есть и ценность, и предназначение, и обязательства – и у них есть источник. Что мы можем знать об этом источнике?

Этот источник должен быть как минимум личностью, потому что нравственные предпочтения могут быть только у личности. Чтобы понимать разницу между добром и злом, нужен разум, чтобы избирать одно и отвергать другое – воля. Но этого недостаточно – этот источник должен находиться в уникальном положении, для того чтобы определять, что есть добро и зло. Мы все можем иметь суждения о добре и зле; мудрые из нас судят справедливее, но все мы – всего лишь люди. Мы можем ошибаться.

Кому точно известно, в чем состоит подлинное благо и предназначение человека, что ему соответствует, а что нет? Представьте себе любой сложный технологический артефакт – фотокамеру, машину, дорогостоящий медицинский прибор. Кто лучше всего знает, для чего он предназначен и как с ним следует обращаться? Очевидно, изготовитель, который создал этот предмет с определенной целью. Так и о нашем подлинном благе лучше всех знает Тот, кто нас создал.

Мы все – верующие или атеисты – говорим о ценностях. Но как только мы начинаем задумываться о смысле таких высказываний, они приводят нас к тому, что во Вселенной есть смысл, у нас есть цель и предназначение, значит, атеизм неверен, а личностный и нравственно благой Создатель мироздания – реален.