Провонявшая потом, заляпанная кровью тельняшка. Муж рубил голову курице. Тем же вечером с тем же топором носился по деревне за ней, Сульгюн, пугая встречных соседей бешеным блеском в глазах. В блюде с куриным мясом, редком госте на их столе, оказалось слишком много лука. Вот и вся причина.

Храп мужа в разлившемся алкогольном смраде. Детский плач в четыре голоса. Неуемный, животный. Ее шепот: «Завтра, милые, завтра будет нам хлеб».

Погоны на гостях в форме. Казенная бумага на покрытом дырявой клеенкой столе. Неуверенные подписи свидетелей. Наручники на ненавистных запястьях.

Презрение в голосе матери и братьев. «Твое дело – терпеть».

Надежда в звонке из Турции от дальней родственницы. «Займи на билет. Есть работа».

Чья-то рука на ее плече. От нее исходит тепло и поддержка. Стоп. Это не может быть кадром из прошлого. Сульгюн оглянулась. Так и есть. Заметив ее состояние, Лиза подсела поближе, обняла ободряюще. «Все будет хорошо. Теперь ты не одна», – шептали ее глаза. Их тепло, отразившись в звездах, робким лучом прокралось в душу. Потопталось в коридоре, уселось у порога, не решаясь войти в гостиную. Всему свое время.

– …дители погибли в автокатастрофе два года назад, мне тогда было всего 17, – донесся до них начавший терять связность голос Нилюфер. – А недавно я потеряла последнего родного мне человека, бабушку. Девочки, это так страшно – пустота в жизни. Старое разрушено, новое не построено. В Стамбуле живет моя тетка, но ей нет до меня никакого дела. Она мне чужая, как и я ей. Формально выполнила свой долг, после похорон бабушки выделила койку в своей лачуге, а через неделю спихнула меня Ахмету. Он-то тоже мне семисотая вода на киселе. «Тебе надо отвлечься, дорогая», – кряхтящее-дрожаще передразнила Нилюфер. – Тоже мне, добродетельная матрона. Знаете, что мне нужно на самом деле, кулемы? Муж, который останется со мной, что бы ни случилось. Который вопреки всем культурным рамкам принесет мне обед в кровать, когда я буду больна.

– То есть тебе нужен кто-то, кому ты будешь дорога? Твое желание уже исполнилось, Нилюфер. Аллах послал тебе меня и Лизу. У тебя есть мы, а у нас – ты. Мы нужны друг другу, особенно здесь, на чужой земле.

– Что ты несешь, деревенская? У меня никого нет. Ни-ко-го. Я из последних сил пытаюсь найти опору. Понимаете теперь, почему меня так тянет к моему любимому? Он лишь взглянет на меня, и я снова верю в то, что счастье существует. Вспоминаю, зачем стоит жить.

Вторая рука Лизы нашла сочувствующее пристанище на плече Нилюфер. Туркменка, русская, турецкая казашка. Шанс на их встречу был один из миллиарда.

Плечо к плечу. Сердце к сердцу. Судьба к судьбе.

Шелест моря касался души. Свежесть ночи дарила покой. Темнота моря слилась с небесами в томном вальсе.

– Смотрите, девочки, мы на краю земли, – шепнула Лиза. – Кажется, будто есть только мы, Вселенная и мириады звезд. Хоть каждую секунду можно загадывать желание. Давайте вспомним о самой сильной мечте и запустим ее прямиком в небеса.

– Совсем ты спятила, косматая. Хотя с таким начальничком как у тебя это не сложно.

– Почему бы и не попробовать, – Сульгюн в зародыше погасила пламя раздора. – Мир гораздо интереснее, чем нам об этом позволяют знать, Нилюфер. Ты можешь взять ту свободу, которой делится с тобой Лиза. А можешь остаться жить в своем заколоченном условностями мирке.

– Здрасьте, баба Настя! Было бы все так плохо, как ты описываешь, нищенка, жила бы я сейчас в деревне, как еще недавно ты. У меня есть свобода и в первую очередь в выборе того, с кем пойду по жизни рука об руку. Я не ты, деревенская, и не вздумай равнять нас.

Напряженные пальцы Сульгюн сжали полосатую ткань матраса. Но голос не выдал ее обиды.

– Ты права, Нилюфер. У нас разные национальности, разное воспитание, разный опыт. Спасибо маме, мне она привила вежливость и деликатность. Но желания у нас с тобой одинаковые, поверь. Все женщины в любой точке планеты в глубине души мечтают об одном и том же.

– Еще одна кулема развела философию. Ладно, будь по-вашему, сделаю, как вы хотите, хотя мои желания и без глупых запусков в небеса исполнятся. Что делать надо?

Девушки зажмурились, вспоминая мечту. В их вновь открывшихся глазах поселилась радуга. Одна на троих.

– Ну смотрите, кулемы, если завтра любимый не подарит мне кольцо, я вас обеих за волосы оттаскаю, – в суровости Нилюфер затаились новорожденные подснежники.

– Ты можешь лишь попросить Аллаха, а последнее слово остается за ним, – Сульгюн вновь наполнила стаканы багряной жидкостью. – Он обязательно подведет тебя к имаму, но кто оттуда обернется на тебя влюбленными глазами – известно лишь ему.

– Ты на что намекаешь, деревенская?

– На то, что все будет в свое время. Сейчас самое время выпить. За то, чтобы мы как можно чаще любовались звездами улыбающимися глазами.

– Еще не хватало за звезды пить.

– Не за звезды, дуреха. За счастье.

Глоток за глотком, девушки расслаблялись все сильнее. Оставляли в вине усталость и претензии к неслучившимся радостям. Лишь Сульгюн, за годы замужества привыкшая к муштре и стальной самодисциплине, не утратила нить беседы.