Я наконец нахожу в себе силы заговорить, но не поднимаю глаз; я ни за что не позволю ему увидеть влагу, которая застилает мне глаза. Я стискиваю челюсти и сильно сжимаю внутреннюю сторону бедра, пытаясь справиться со своими эмоциями.

— Я не знаю, что сказать, Майк, — я прерывисто выдыхаю. Не думаю, что я когда-либо раньше называл его по имени, но этот разговор гораздо более личный, чем просто хоккей. — Я не могу поспорить ни с чем из того, что ты сказал. Прямо сейчас ты абсолютно прав в своей оценке моей игры и состояния, — смирившись со своей судьбой и устав от борьбы, я продолжаю. — Итак, думаю, всё, что я могу сказать, это то, что я буду уважать любые решения, которые примешь ты и генеральный директор. Я верен своему контракту и отдаю этой команде всё лучшее, что у меня есть, и это не изменится.

Между нами повисает долгое молчание.

— Посмотри на меня, Джон, — тон тренера мягче, поскольку он обращается ко мне как к личности, а не как к игроку. — Посмотри на меня.

— Я не могу, — говорю я. — Просто позволь мне оставить это при себе, пожалуйста, — я не хочу, чтобы он видел меня таким. — Я поговорю с тобой снова, когда смогу.

— Джон, ты настоящий профессионал, и всё, что ты сделал для этого вида спорта, не имеет себе равных. Я не знаю, сколько ещё продлится твоя карьера, но никто не знает твою игру так, как я, и поверь мне, когда я скажу тебе, что, когда ты решишь снять коньки в последний раз, твоё имя будут произносить наряду с такими, как Гретцки. Но тебе нужно уделять время уходу за своим телом и разумом. Я и раньше наблюдал, как ты борешься за своё психическое здоровье, и я снова поддержу тебя, но я очень надеюсь, что до этого не дойдет.

Проходит несколько секунд, и я, наконец, набираюсь смелости поднять на него глаза, мои глаза немного высыхают, а эмоции возвращаются под какой-то контроль.

— Я не хочу видеть тебя завтра на тренировке. Воспользуйся этим днем, повидайся с Беном, поговори со своей семьей, сделай всё, что тебе нужно, чтобы привести в порядок голову к субботе, потому что ты нужен мне в матче с “Далласом”, и нам нужно восстановить наш домашний рекорд.

Я киваю и даже не спорю с ним. Если не считать травмы, я могу пересчитать по пальцам одной руки количество тренировок, которые пропустил, но даже мой затуманенный мозг понимает, что мне нужна эта передышка.

— Я понял, тренер. Увидимся в субботу утром, — отвечаю я.

Он кивает и встает со стула, надевая куртку. Когда я беру свою сумку и поворачиваюсь, чтобы уйти, он снова окликает меня.

— Морган?

— Да, тренер?

— Я не собираюсь обсуждать это с генеральным директором. Но знай, что он заметил изменение вашего менталитета, и я имею в виду не только на льду. Мы оба знаем, что он не боится нажать на курок, поэтому я даю тебе это время и субботу, чтобы ты показал мне, что я был прав, продолжая этот разговор в этой комнате. Но я не могу удерживать его бесконечно. Если он решит, что место капитана и центрального защитника принадлежит кому-то другому, то он заменит тебя.

Его слова пронзают меня, как тысяча ножей, но я набираюсь решимости, вздергиваю подбородок и говорю:

— Понял, тренер. Я ценю вашу преданность.

Когда я выхожу в коридор и направляюсь прямиком на парковку, я ни разу не поднимаю глаз на персонал, игроков или кого-либо ещё, кто встречается мне на пути. Мне просто нужно убраться отсюда как можно быстрее. От меня не ускользнуло, и я точно знаю, что от тренера это точно не ускользнет, то, что я не заверил его, что не подведу, потому что, честно говоря, я никогда не даю обещаний, которые не могу сдержать.

Вытаскивая телефон из кармана, я снимаю его с блокировки и прокручиваю список контактов до самого низа. Есть только один человек, которому я могу позвонить прямо сейчас.

ГЛАВА 15

ДЖОН

— Добрый вечер, мистер Морган, — Серхио, начальник службы безопасности, открывает дверь в многоквартирный дом.

— Привет, Серхио, — отвечаю я. Обычно я трачу на разговор с ним пару минут, но сегодня мне нужно подняться наверх, подальше от людей.

Направляясь к лифту, я набираю код, который знаю наизусть уже много лет, и поднимаюсь на одиннадцатый этаж в пентхаус.

— Сюда, — слышу я голос Зака из темноты, когда иду по его коридору, скидывая кроссовки. Я нахожу Зака растянувшимся на диване, единственный свет исходит от огромного телевизора, установленного на стене.

— Какую игру ты смотришь? — спрашиваю я, плюхаясь на диван напротив.

— Кадры с “Далласом”. Хочешь пива? — он наклоняет бутылку в мою сторону. — В холодильнике есть немного, если хочешь.

Я удивлен. Зак редко пьет, особенно в сезон, но, чёрт возьми, после сегодняшнего, почему бы и нет?

— Ты читаешь мои мысли, — я пересекаю гостиную открытой планировки и беру пиво из холодильника, прежде чем вернуться.

Мы проводим по меньшей мере час, почти не разговаривая, просто изучая видеозапись игры и обмениваясь случайными мыслями или мнениями в преддверии субботы. Когда я звонил Заку ранее, я спросил его, дома ли он и есть ли у него компания, то есть Эми. Он знал, что мне нужно поговорить, но не стал настаивать, просто сказал, что его дверь всегда открыта. Во многих отношениях я воспринимаю его как брата. Он всегда был рядом со мной, давал советы, даже когда это было не то, что я хотел бы слышать. За последние шесть сезонов между нами установилась нерушимая связь, и я доверяю ему свою жизнь.