В новых реалиях многое порой казалось абсурдным, но и среди смирившихся и принявших скорую смерть людей существовала некая хитрая группа, кто не собирался погибать от астероида. В противовес этому безумному времени они целенаправленно откладывали жизни на потом, сохраняя деньги в банках, и в шкафу новую одежду, как и жизнь свою сохраняя в шкафу. «Это же не завтра» – с хитрым прищуром говорили они о конце. «А вдруг обойдется» – куда более хитро полагали эти же персоны, хотя все возражали – не обойдется, приводя научные обоснования. Я стойко верил словам ученых, выучив базовые доводы наизусть, готовый применить их в любом споре, чтобы жалить оппонента до полной победы, покуда на нём места живого не останется. В конце концов я уже настроился, ждал конца и было бы как-то странно и обидно узнать, что всё отменяется. Этих, кто твердил «не завтра», я прозвал незавтравцы и не упускал случая едким образом про них пошутить, но не опускаясь до срамных шуточек и тем более прямых оскорблений. Наверное, я так защищался от их уверений, что астероид промахнется, что ученые ошиблись, что его вообще нет или есть, но он мал и ничего нашей планетушке не будет. Пройдёт время, думали они, прилетит астероид по своим астероидным делам, а мы будем жить как жили, только людям, растрачивающим себя, придётся потом платить по долгам, придётся выживать в мире, который они заочно похоронили, как и своё место в нём. Незавтравцы из группы разрозненных одиночек сделались полноценным идейным движением с ярко выраженной структурой и вертикальной иерархией, расползшимся по всему миру, затекая порой в самые неожиданные области и края, охватывая умы тех, от кого этого совсем не ждешь. Разумеется, главными центрами притяжения для них стали крупнейшие мегаполисы, но эти люди с важными видом показывали примеры их сторонников и в глухих уголках, скажем, какой-нибудь мелкий остров на севере глобуса, там рыбацкая деревня на полтора десятка домов, и вот в ней нашелся один сторонник в радиусе тысячи километров, и его пример тиражируется как образ человека умного, волевого и думающего. Не важно, что прочее население деревни считало его за дурака и недолюбливало. Я знал одну семью, которая распалась на почве поддержки одним из членов незавтравцев. Не все декларировали своё официальное зачисление в ряды, получая нечто вроде партийного билета, но сохраняли сочувствие к движению и понемногу спонсировали его, благо те проводили бесконечные собрания и всякий раз находили повод, чтобы выклянчить монетку и обобрать каких-нибудь бедолаг. Между тем движение это оказалось малочисленным, мирным, местами маргинальным, но одного они добились устойчиво: их никто не любил из-за напыщенности и ощущения, будто они самые умные. А те в ответ ходили с умным видом и только приговаривали: посмотрите, увидите, ещё поймете, настанет час. Для маркировки они изобрели свои символы вроде натурально геральдического герба, девиза, характерных цветов одежды и аксессуаров и прочей бесполезной мелочи, я всего не знаю и знать не стремлюсь. Они считали себя единственными адекватными людьми и с замираем и содроганием ждали конца, накапливая силы и ресурсы, чтобы царствовать в новом мире, который не погибнет. Мир между ними оказался поделен заочно, незавтравцы распределили сферы влияния, а каждому новому члену предлагалась та или иная область в зависимости от суммы, которую он предлагал в качестве вступительного взноса, что стало обязательным в последние годы, причём сумма только возрастала по мере приближения к финалу. Членами движения становились самые разные персоны: впечатлительные сумасшедшие, наивные зеваки и обыватели, хитрые дельцы всех мастей, разнообразные сектантские меньшинства, некоторые отколовшиеся от сообщества ученые, не согласные с теорией прилета астероида, редкие знаменитости, и что любопытно, весьма богатые и влиятельные люди со всего мира, так что в некоторых городах они открывали филиалы и за всё время провели три масштабных конференции, оплаченные щедрыми взносами обеспеченных покровителей, тех, кто рассчитывал занять высокое место в постастероидном мире. Мне эта парадигма казалась кощунственной. Да как не погибнет, когда должен! Я только этим и живу, и все мы живем. А эти всё только портят. Я пробовал писать про них книгу, скорее походившую на изысканный памфлет, приправленный самым острым словесным ядом, какой только удалось выдавить из моих авторских клыков, да не вышло. Тошнота накатывала. Обплевался, дёргало меня и трясло целыми вечерами. Невозможно писать о таких, невыносимо. Они не принимают достойно конец и другим не дают, они мутят воду и делают больнее тем, кто хочет пожить хорошо хотя бы чуть-чуть, но из-за этих не может. Сколько же вреда от них. Глядя на бессердечных нелюдей, я сам то и дело задумывался, а что, если и правда… нет, нет, не правда! Прилетит, прилетит! Прилетит, и это давало сил, давало веры, и тогда новая книга пошла, пошла, родненькая моя, пошёл шедевр.

На удивление книга написалась довольно легко и быстро, что у меня же вызвало подозрение. Слишком просто… Разве пишутся шедевры так легко? Разве можно взять его с наскока? Где муки поиска, где муки творчества? Бессонные ночи где? Больная муза где? Чересчур элементарно. Текст поддался, как мастеру дело. Может, я мастер? Да какой мастер, в самом деле, что я, столяр, что ли? Я не верил, и не напрасно. Шедевр написан, но безрезультатно, потому что это не шедевр. Моя работа вышла плоской, скучной, унылой, вторичной, ненужной. Я писал что-то такое, что человеку уже не актуально, да и возможно никогда не было актуально, и в будущем не стало бы, не будь даже этого астероида. Издатели оперативно отказали мне, и почему-то в этот раз у меня не нашлось оправданий для себя и обвинений для них. Они правы. Неприятно это признавать. Книга действительно не получилась, но съела время. Нет, она не как-то пустяково не получилась, а лучше бы даже её и вовсе не существовало, лучше бы я ни единого предложения из неё не написал. Она оказалась чем-то совершенно плохим, абсолютным провалом. Идеальным фиаско. Настолько плохим, что я бы и восхитился, будь я каким-нибудь постмодернистом, но я не такой. Я не притворяюсь. В итоге сложно передать это ощущение, но вообразите, мне удалось промахнуться во всем.

Долго думая над произошедшим, подбирая решения к загадке, пытаясь понять, как же я смог написать так плохо, ключ так и не находился. Ведь наличествовал же талант, куда он теперь делся? Оправдание удалось подобрать через пару дней после осознания провала: я столько лет переучивался, чтобы писать плохо, что и забыл, как это – писать хорошо. Конечно, конечно они виноваты, они вынуждали писать меня так, чтобы продавалось, а не чтобы получалось достойно. Они просили меня наливать воды в текст, чтобы добрать нужного объема, поэтому даже мои посредственные тексты, раздутые без надобности, превращались в больного асцитом и умирали. А они говорили: ещё, ещё воды туда, нужен объем. Вода, вода, вода. Какая хоть вода? Морская? Минеральная может? Нет. Обычная, пресная… Новые инъекции бреда. И что в итоге? Довольны? А мне теперь обратно надо переучиваться, с нуля начинать. Что ж такое. Ведь я же умел. А они что со мной сделали? Вынули из меня талант, заменили на какой-то трафарет. Нужно нащупать его, извлечь и выбросить. Предстоит операция, я буду делать её сам, из инструментов только ручка, из анестезии только алкоголь. Я справлюсь. Да вот время, время… Я всю жизнь боялся, что не успею написать ничего стоящего, а тут мир подкинул такое. Нет, я не жалуюсь, астероид мотивирует, но иной раз так не нравится, когда сроки поджимают. Вечно в жизни бесконечные сроки, графики, а здесь такой мощный день завершения проекта, попробуй не уложись в него, он сам в тебя уложится. И ведь уложится.

Конец ознакомительного фрагмента.