У лидсихта подобная тенденция достигла своего апогея, и даже на костях плавников и жаберного аппарата компактная ткань почти не формировалась. (Кстати, как у китов.) Зато губчатая ткань благодаря обильным гаверсовым каналам очень быстро могла рассасываться и отлагаться вновь, что необходимо для быстрого роста в начальный период развития. (Вот почему в породе большие кости того же лидсихта обычно уплощались и распадались на мелкие кусочки.) Благодаря такому строению эти рыбы непрерывно, хотя с возрастом все медленнее, росли, достигая внушительных размеров – 8–16,5 м – за 19–40 лет. На первом году жизни длина не превышала 1,6 м. Жили они, как видим, достаточно долго. Возраст рыб вычислили по количеству годичных колец на поперечных срезах жаберных тычинок и лепидотрихий (от греч. ????? – «чешуя» и ???????? – «волосяной»), или плавниковых лучей, – тонких и легких, но прочных кожных костей, сформировавшихся из чешуи. Максимальную вероятную длину тела рассчитывали методом масштабирования – исходя из размеров полностью сохранившихся костей и сравнивая эти параметры с размером этих же элементов у экземпляров, длина которых известна. (В данном случае использовались предкрышечная кость – она располагается на черепе в начале жаберной крышки – и гиомандибула с рогоподъязычной костью – элементы челюстной подвески.) Масса 16,5-метровой рыбы могла превышать 40 т.

Лидсихт обитал в небольшом морском бассейне, занимавшем акваторию современного Северного моря и прилегающие территории Западной Европы. Не исключено, что на северо-западе Франции, в облюбованных коллекционерами среднеюрских местонахождениях Нормандии, его остатки нашли даже раньше, чем в Англии. В одном из последних своих произведений, «Бувар и Пекюше», Гюстав Флобер повествовал о двух друзьях-пенсионерах, занявшихся там поиском окаменелостей и нашедших остов гигантской рыбы. А это посмертная публикация 1884 г.! И что с того, что рыба Бувара и Пекюше оказалась корабельной мачтой? Раз они (или автор) пришли к такому выводу, значит, подобные окаменелости уже тогда находили… Позднее их описал и Смит Вудворд. Кроме этого региона, кости лидсихта были обнаружены только в Чили, т. е. на древнем дне Тихого океана и на противоположной стороне Земли. Не указывает ли такое распределение окаменелостей на то, что лидсихты совершали дальние миграции, подобно усатым китам, в поисках сезонных скоплений планктона?

Путь из узкого северного Атлантического океана к юго-западному побережью Южной Америки лежал через пролив, разделявший оба американских континента, и дальше – в прибрежных водах, богатых планктоном. Как и в наши дни, подъем глубинных океанских течений – апвеллинг – вносил фосфаты в освещенную область океана, где на этом естественном удобрении плодились одноклеточные водоросли. Их поедали раковинные амебы и рачки, которые сами становились пищей для больших фильтраторов. То и дело на поверхности моря вздымались гладкие горбатые спины и высокие плавники и раздавалось уханье. Это лидсихты разевали свои огромные пасти, куда с шумом устремлялась вода и все ее живое содержимое, вплоть до мелкой рыбы.

Глава 8

Рыба – циркулярная пила. Геликоприон

Людям акулы не дают прохода по крайней мере на протяжении 3000 лет: возраст первой несомненной жертвы нападения датируется 1370–1010 гг. до н. э. Атаке подвергся рыбак или мореплаватель с Японских островов, на теле которого, точнее, на костях оставшейся ноги, рук, таза и грудной клетки обнаружили 790 глубоких зазубренных рассечений. Правая нога и кисть левой руки были отхвачены полностью. Так растерзать человека было под силу только акуле. Скончавшийся от страшных ран принадлежал к неолитической японской культуре дзёмон, важную роль в которой играли морепродукты. На керамических сосудах той культуры впервые появились изображения молот-рыбы, а ритуальные глиняные фигурки – догу – удивительно напоминают водолазные костюмы, сшитые из кожи и потому раздувшиеся при погружении.

Не будем забывать, что с 1900 г., когда начали фиксировать достоверные случаи акульих атак, по 2009-й «акула утащиило», как выразился до смерти напуганный Лёша из фильма «Быстрее, чем кролики», в общей сложности 2262 человека. И почти в половине случаев – навсегда. Зато люди убивают для еды и ради развлечения примерно 100 млн акул ежегодно. А растут все хрящевые медленно, размножаются неспешно, и поэтому почти все виды являются очень уязвимыми. И кто из нас представляет большую опасность для другого? (А теперь добавлю фразу, за которую меня многие невзлюбят: за год от зубов домашних собачек гибнет гораздо больше людей, чем в «страшных» челюстях акул.)

Обычно считается, что чем эволюционно ближе к человеку организм, тем он более продвинут. Поэтому хрящевые рыбы воспринимаются в сравнении с костными как примитивные. Конечно, это далеко не так. Хрящевые (их известно около 1160 видов) сегодня уступают костным в видовом разнообразии и, видимо, всегда уступали, если не включать в эту группу пластинокожих и акантод. Однако именно в этой линии появились стремительные суперхищники, которые венчают трофическую пирамиду океана и с которыми даже морские млекопитающие не способны справиться в одиночку.

Достоверные остатки хрящевых рыб известны из нижнесилурийских отложений (им около 436 млн лет). Это были веретеновидные существа чуть больше 2 см длиной. Чешуя, похожая на ту, что им принадлежала, встречается и в верхнеордовикских породах, но чья она, догадаться непросто. Голова древних хрящевых была округлой, без резко выдававшегося рыла и широкой, особенно слуховой частью черепа, по сравнению с туловищем. Если к облику этих рыб еще добавить укрупненные чешуи или пластинки, покрывавшие голову (а у самых древних щитки, костяным обручем охватывавшие грудную часть), и мелкие – на хвосте, то они внешне уподобятся пластинокожим, а не акулам.

По времени важных морфологических преобразований хрящевые тоже часто обгоняли костных. Если следовать по пути обычной акульей жертвы, прежде всего мы увидим зубы. Уже в начале девонского периода (около 400 млн лет назад) появились акулы, точнее, общие предки акул и химер, с челюстями, усеянными зубами, которые были пригодны для жесткого захвата и мгновенного обездвиживания жертвы. Дуговидные ряды зубов по мере изнашивания замещались новыми, которые закладывались и выдвигались изнутри наружу. Каждый зуб заменялся точно таким же – и по форме (а она была очень интересной, с четырьмя «рожками»), и по размеру. Рентген древних челюстей позволяет увидеть отдельные цепочки будущих зубов – мал мала меньше. (Неслучайно ихтиологи называют такие цепочки «семьями».) Старый ряд при этом выпадал. Регулярная и правильная сменяемость продолжалась всю жизнь и обеспечивала прочность и слаженность работы всей зубной системы. А главное, в дело всегда вступали острые зубы, давление которых на единицу поверхности, конечно, выше, чем зубов затупившихся.