— И когда отъесться успела? — мимолетно удивился юнга и «рыбкой» вошел в воду.

Плавали эти двое весьма недурно для существ с не-болот. Энди почти не приходилось сдерживать себя.

— Я с кормы, вы с бака, — профыркал Гру. — Как понимаю, вы успели славно сработаться.

— Уу-ух! — заверила мартышка.

Энди подумал, что юнга чертовски догадлив. При всех недомолвках и баснях о «мудрой маменьке», вот откуда мальчишке иметь столько житейского опыта? Впрочем, розыгрыш текущего фрейма требовал стремительности и философствовать попросту не оставалось времени.

Борт флюки уже можно было разглядеть в подробностях. Одно из относительно крупных суденышек княжеского флота: около двадцати пяти шагов в длину, подобие надстройки с каютой на корме, трюм, частично перекрытый палубным настилом, единственная мачта[1]. Правда, косой парус, несомый двумя реями, выглядел куда прогрессивнее примитивного парусного вооружения «Заглотыша». С таким парусом еще нужно приноровиться работать.

— Обычно человек двенадцать. Если всех на борт успели собрать, — булькнул Гру, естественно, тоже размышляющий об экипаже противника.

— Скольких их не ух-ыых? — деловито уточнила мартышка.

— Не терпится своего второго на сталь поддеть? — поморщился юнга.

Манки против обыкновения промолчала. Энди подумал, что мальчишка не так уж проницателен. Или не хочет лишний раз задевать и так сомнительную репутацию уроженки Лакупских островов. Больше одного у нее на счету, определенно больше.

— По обстоятельствам оставляем, — предположил рулевой. — Но двоих определенно стоит приберечь.

— Верно, — Гру с отвращением утер лицо — вода бухты своей чистотой по-прежнему оставляла желать лучшего. — Расходимся. Манки, помни — здесь они могут и ждать.

Пловцы разошлись-расплылись, заодно и изменив стиль плаванья. Энди большей частью плыл под водой, осторожно, без всплесков, поднимая голову. Обезьяна двигалась примерно так же — ныряя, рулевой видел ее ноги с тонкими щиколотками и поблекшими отметинами старых шрамов, ласкаемых серебром вздымающихся пузырьков. Узкая, почти рыбья спина, ореол коротких неровных волос. Кстати, плавая, мартышка ничуть не сутулилась.

Бледное пятно света от кормового фонаря флюки ложилось широкой неприятной плешью на воду, в ее мертвенной желтизне собиралась глупая любопытная черноперка. На борту пока никто не кричал, не взмахивал копьем. Спят?

Манки ушла в глубину, рулевой последовал за ней. Видел как обезьяна вновь тронула отвисшие на веревочной перевязи ножны. Все же нервничает. Или просто боится нож потерять?

Вынырнули под самым смоляным бортом, и Энди сразу услышал тихую беседу на судне:

только наливаю вторую кружку, а они — хвать за шиворот! «На борт, ишачий сын»! Вот чего это за праздник такой?!

— Так Зверь во всем виноват. Кто знал что взбунтуется да еще на деньги покуситься?

— Зачем Зверю деньги? — засомневался третий голос. — Он и так на всем готовом: и кормят, и развлекают. Сам Смелое Солнце Сарканда ему свежую жену пожертвовал.

Моряки захихикали:

— Я бы свою старуху тоже пожертвовал. Хотя она и не кусается — нечем ей, — заметил один из опытных саркандских мореплавателей. — Зверю любая баба подойдет, даже непродажного вида.

Манки зловеще ухмыльнулась. Ободки ее зрачков светились живым золотом — редчайшим цветом в спокойном серебре здешнего мироздания — и это было красиво. Энди показал напарнице, чтобы не дурила и поднырнул под днище флюки. С другой стороны света поменьше, там поприятнее. Сейчас…

Ощутилось легкое вздрагивание корпуса корабля — юнга атаковал с кормы. Энди ухватился за достаточно высокий планширь, вскинул тело из воды. Открылась палуба бака, замершие моряки — резвая обезьяна уже сидела на борту.

— Мерроу! — пробормотал оторопевший саркандец, пялясь на маленькую грудь волшебного создания — она блестела от капель воды и жирных сточных разводов. «Мерроу» ласково улыбнулась и выхватила нож.

— Трево. — так толком и не прозвучавший крик на корме перешел в хрип — Гру решил начать со шкипера флюки. Разумно.

Энди выхватил из петли на поясе коротыш, расчетливо приложил по затылку ближайшего моряка — тот вздумал вскинуть руку на рукоять короткого изогнутого меча. Воинственные торопыги тут вообще не нужны.

Мартышка, хищно ссутулившись и помахивая ножом, наступала на троих моряков — те пятились. Один по-глупому оступился, бухнулся в неглубокий трюм, другой малодушно кинулся к борту — Манки мгновенно оказалась на его спине. Энди зацепил крюком багра за плечо третьего саркандца, кратко посоветовал:

— Сиди!

Убивать обезьяна не умела. Вернее, умела, но по-звериному. Одной лапой перехватила горло несчастного, не давая вопить, а ножевой клинок во второй лапе полосовал по человеческой спине — широко, размашисто, широко разбрызгивая кровь. Энди с грустью догадался, отчего на мостовой перед Грушевым домом оказалось так грязно.