— Идут! — предупредил юнга с другой стороны расщелины.

Манки затаилась в короткой каменной норе. Взвешивала в лапе самый лучший камень: кидать, как известно, следует по затылку — там у людей слабое место. Если снизу кидать, то можно и промеж ног, но снизу тут никак не выйдет. Дис-поз-иция не позволяет. Обезьяна прислушивалась к приближающимся голосам, щурилась на солнце и свободной лапой обирала лишние нитки с покороче оборванного подола. За платье ругаться не будут сраженье это сраженье! Вот солнце нынче слишком яркое — сэру Энди будет неудобно.

Высовываться Манки не собиралась — когда-то Гру очень толково разъяснял про эту извечную обезьянью ошибку. Люди в ошибках много понимают, этого у них не отнять. Вообще становиться человеком — сложно, интересно, но утомительно. С другой стороны если взглянуть на бесконечный матч-учебу — иной раз можно просто валяться и всецело надеяться на опытного друга. С обезьянами, так, ухух, не получается. У них никакой не цирк, а просто визгливый бардак в смысле беспорядка, в жегнахще, как говорят гребцы и вдовы.

Саркандцы шли и расщелиной и малым дозором поверху — предусмотрительные — все как Гру рассчитывал. Голоса приближались. Манки поняла, что от нетерпения у нее ладони и подошвы аж зудят. Нет, сидеть, ждать…

…- Вон, платок зацепился!

— Это та поскакучая девка потеряла!

Азартны, шмондюки-хамло верхнего дозора. Вкусное будет дело.

Манки не увидела — услышала движение по другую сторону расщелины. Кто-то из дозорных ахнул.

— Давай! — негромко и спокойно сказал Гру.

Обезьянка подскочила…

Из трех стражницких копий в руках у юнги оставалось лишь одно. С этими палками остро-наконеченными Гру немало повозился: укорачивая, шлифуя и вымеряя неведомый «бал-анс». Сейчас копья не сплоховали. Один из саркандцев сидел, придерживая пронзившее живот копье, другой вовсе лежал — забавный, ну словно сверчка тростинкой в горло проткнули. Лишь третий, завывая, бежал прочь.

— Что там у вас?! — многоголосо орали из расщелины — саркандцев там напропихалось видимо-невидимо.

— Займись! — кратко указал Гру, прыгая к расщелине…

Манки метнула в беглеца-дозорного камень. Сначала снаряд летел, вроде, хорошо и точно, потом саркандец оступился на неровности. Щелк! — камень стукнул отчетливо, костяно, но слишком высоко. «Темя» так называется оно у шмондюков-хамло, если они без шлема. Саркандец выронил топор, закачался. Мартышка понеслась к нему, готовя второй камень… Ух-ху, не понадобилось. Стоял на коленях, ухватившись за голову. Бить в печень, как обучали, было неловко. Манки припомнила другой урок. Левой рукой за нос, задрать, нож в правой — по горлу! Ух-хе! Даже в крови вообще не испачкалась!

Обезьяна понеслась обратно, обтирая ладонь о юбку. В крови не испачкалась, но нос у саркандца оказался сопливым. Хамло! Сплошь они хамло!

— Бомби! — завопил мечущийся вдоль расщелины юнга.

У-хух! «Бомби» — это не просто «кидайся». Тут настоящее сраженье, об таких днях в человечьих легендах пишут. Нож в ножны — не потерять! И камни!

…Внизу, в тесноте расщелины действительно рычала и выла истинная битва. Минотавр крушил дубиной ошеломленных саркандцев. В дарка пытались стрелять лучники, но извилистая расщелина такому хитрому маневру порядком мешала. Лопались головы, хрустели под кольчугами и кожаными, обшитыми бляхами, рубахами, кости…

— Во имя Писифы! — громыхал глоткой как древней жертвенной медью минотавр и градом осыпались от этого волшебного гласа глыбы со скал, падали люди…

Довольно скоро Манки сообразила что для «бомби» камней нужно было собирать побольше. Попасть с небольшого расстояния труда не составляло, но хитрые саркандцы затылков не подставляли, падать с первого камня не спешили, многие были в отвратительных шлемах, да еще со щитами. Ловкий Гру падал на колено на краю расщелины, бил копьем как острогой, держа за самый конец древка. Вот он попадал почти каждый раз, а у обезьяны — ух-хе-хе — разве что на третий раз получалось. Впрочем, саркандцы уже вовсю ломились назад по тесной расщелине, вопя, бросая мешающие копья и затаптывая раненых…

— Стоп! — крикнул Гру, останавливаясь. — Отходим.

Манки хотела обругать глупого юнгу — нашел когда командовать. Но тут же осознала ход игры. По расщелине от моря продвигалась следующая многочисленная стая саркандцев, взобрались они и на верхний склон. Многовато, ухух их в писопу!

Шагах в двадцати позади боевых лодочников начинался уклон в сторону озера: десятки промоин, берег здесь словно когтями расцарапали — всё как рассказывала летучая вдова. Отходящие скатились по ближайшей промоине, тягомотный минотавр норовил отстать, юнга поторапливал, мартышка размышляла над тем, что люди ловко умеют придумывать слова: вот называют «отход!» и получается вовсе не то что «драпать». Но саркандцы сейчас отстали — не рискуют в щели сходу соваться, там, ухухух, не угадаешь на что налетишь, потерял враг храбрых «отходчиков»…