Потому сегодня встали с утра пораньше, попили воды из ручья, пожевали кислых ягод – и двинулись в путь. Настроение у всех было хорошее – оставаться тут уже каждому невмоготу. Даже Гнездо впервые улыбался с тех пор, как получил тумаков.

Солнце перевалило за полдень, когда длинный нос Шмелека учуял запахи дыма и пищи. Кто-то неподалёку готовил на костре обед. И это не было очередным кулинарным наваждением – с каждой минутой запах становился явственнее.

– Там люди, - Шмелек остановился и указал рукой в нужном направлении. – И у них есть еда.

– Или нелюди, - хмыкнул Пархим. Как вожак их мужицкой банды, он вынужден быть осторожней прочих. Однако, на что не пойдешь из-за голода? Тут без вариантов, требовалось рискнуть.

– Кто у нас самый юркий? Никак Шнырь? – Пархим повернулся к суетливому мужичонке, который, как рассказывали, отмотал в своё время пять лет каторги за воровство.

Шнырь в ответ беззаботно пожал плечами и улыбнулся наполовину беззубым ртом.

– А вдруг вспугнет? – вмешался Гнездо. Ему скорей всего было без разницы, но парень никак не мог простить недавнюю обиду, искал повода прицепиться к вожаку. А может даже мечтал выйти с ним один-на-один, по справедливости, а не как в прошлый раз.

Пархим поморщился, но соизволил ответить:

– И что ты предлагаешь, Гнездо? Хочешь сам пойти?

– Я предлагаю пойти всем вместе. Но не шумной гурьбой, а рассредоточиться…

– Ишь ты, какой стратег выискался! – засмеялся Пархим, заставив парня покраснеть. Но тот не сдавался:

– Стоянку эту с костром нужно заранее окружить и подкрадываться тихо. Напасть всем одновременно с разных сторон, по сигналу…

– Ещё неизвестно, может и не придётся нападать, - вмешался в разговор Шмелек. – Вдруг там одинокий путник. Увидит сколько нас – и сам с радостью отдаст всё, что имеет, только б не тронули.

Пархим задумчиво теребил бороду, пытаясь изображать из себя мудрого командира. Наверное, представлял себя лихим разбойничьим атаманом. Только вот банда совсем зеленая – ни в одной схватке пока не довелось поучаствовать. Может в этот раз пройдем боевое крещение? А доносившийся запах такой вкусный, что ради него и умереть не жалко. Есть за что мужикам сражаться, лучше стимула и не придумаешь.

– Лады, убедили, - согласился Пархим, хотя никто, кроме Гнезда, его ни в чем не убеждал. – Будем окружать. И все ждите моего сигнала, без него чтоб не рыпались! Если услышите треск деревянщика – значит, атакуем. А если пиликанье свиристелки – просто выходим, корчим страшные рожи, но никого не убиваем. Всё поняли?

Мужики закивали – чего ж тут непонятного. Если у костра расположилась семья каких-нибудь заплутавших беженцев, зачем убивать-то. Тогда ждём пиликанье. А окажись там свора дикарей (только чтоб без ящериц, храни господи) – колем и рубим, пока всех подчистую не изведём. Услышал трещалку – вставай и покажи, чего стоишь как мужик. Не забоишься ли врагу кровь пустить.

Шнырь говорил, что человека убить – это почти как свинью заколоть. Отличий мало.

Вот и проверим.

Шмелек тянул шею вверх, пытаясь разглядеть незнакомца, сидевшего у костра. Вряд ли торчащую из кустов голову в соломенной шляпе трудно было заметить, но человек сидел, отвернувшись в другую сторону, и увлеченно помешивал ароматное варево в медном котелке. Лица его не было видно, только широкую спину, обтянутую войлочной стеганой курткой, да темноволосый затылок с проплешиной посередине.

Человек не выглядел как крестьянин или торговец. На знатную особу тоже не походил. Скорее бывший солдат, вероятнее всего – дезертир. С чего такие выводы? Да потому что куртка военная, но не видно рядом ни оружия, ни доспехов, а какой воин добровольно бросит свое снаряжение? Видимо, не повезло служивому, пришлось спасаться бегством, вот и оказался в чужом лесу безоружный и беззащитный.

Неподалеку от костра топталась привязанная к дереву серая кобыла. Без седла и стремян – наверняка краденая. Вдобавок лошадка внешне не походила на боевую – слишком худосочная, нервная и дерганая – на такой мог бы ездить торговец или чиновник, но не солдат.

Сумка, притороченная к крупу лошади, выглядела тощей, почти пустой – к сожалению, наживой тут не пахло. Ну может хоть удастся поесть досыта, в конце-то концов…

Рядом с незнакомцем лежал на земле бесформенный тюк и какие-то пожитки, накрытые рогожей. Скорее всего продовольствие. Иначе, зачем ему было забираться так далеко в лес, где ни дичи, ни рыбы особенно не поймаешь. Значит, имеет изрядный запас и надеется с ним пересидеть, пока не рассосутся окрестные опасности. Место тут неплохое – лес сухой на пригорке, внизу ручей со свежей водой.

Ну чего ж там Пархим мешкает? Что решит: убивать или договариваться? Незнакомец, видать, воробей стреляный. Кабы с оружием, то может и попытался бы дать отпор несмотря на то, что нас дюжина против его одного. А иначе дураком будет, если сопротивляться станет.

О! Свиристелка запиликала. Значит, все-таки не убиваем, просто пугнём маленько. А руки-то прям чешутся!

Шмелек, дрожа от возбуждения, ринулся вперед. Но зацепился за колючие кусты, притормозил, чтоб не порвать и без того уже износившуюся одежонку. Пока отцеплял, ругался, проклинал себя за неловкость. Потом собрался – может оно и лучше, выйти с достоинством. Так будет казаться, что не деревенский пацанёнок с топором скачет, а идет вразвалочку настоящий боец, спокойный и уверенный в себе.