— Что лучше подстелить, Курсаче или Валерьяно?

— Это под меня? — Лукас тянул вверх руку.

— Конечно, под тебя, вонючка.

— Я все равно не влезу, — утвердительно помахал головой в стороны мальчик.

Гоблин осмотрел габариты и понял, что его премиальную одежду придётся вынимать из чемодана полностью.

— Залезай, взорви тебя Мирлето.

Ситуация крайне нервная: побольше бы времени, и предприимчивый гоблин смог бы побыстрее продать эти вещи по приемлемой цене. Для него как ножом по сердцу выбрасывать такой дорогой товар. Но делать было нечего, и ничего другого он не придумал, как спрятать шмотье в фальшь-потолке туалета в надежде вернуться за ними позже. Лукас же, насколько это можно представить удобным, устроился в чемодане и, как только Фарфор закрыл крышку, заорал так, что аж чемодан затрясся.

— Ты что, ты что орешь, полоумный? — гоблин лег на чемодан.

— Стойте, мне надо дышать. Тут же нечем!

Через секунду сквозь кожаное покрытие появилось лезвие выкидного ножа. Вытащив его, Фарфор сделал еще несколько уколов, при этом чуть не повредив Лукасу глаз.

— Так лучше?

— Наверно, — ответил человек, опасаясь пораниться. Расценив опасность ситуации, Лукас пальчиком расширил существующие отверстия и прислонился к ним ртом.

— Отлично! — молчи и не дергайся.

Схватив чемоданы и пожитки, Фарфор поспешил на перрон, там он подошел к матросу.

— Эй, гоблин, быстренько чемоданчики прихватил и до каютки сопроводил.

— Ты вообще кто такой, чтобы я тебе тут батрачил чемодан? — лихо отшил матрос клиента.

— Я Фарфор, Фарфор Квадракоптер!

— Да хоть Вольфрам Жиробалабольский[7]. Билетик-то рабочего класса.

*** Политик и деятель Вольфрам Жиробалабольский ***

— Это возмутительно, ты босяк на зарплате!

— Дуй за мной, «возмутительный», покажу кант-лифт[8].

Фарфору все же пришлось тащить чемоданы на своем горбу к месту, куда их вел матрос. У подъема на кант-лифт служащий остановил гоблина, чтобы досмотреть чемодан.

— Вы что себе позволяете, матрос? — гневался Фарфор.

— Это стандартная процедура! Быстро, гад, бросай на землю багаж, давай билет. Обычный прилипала, а форсу, будто гоблинс со Штэпселевки нарисовался с пенат харчных[9].

— Ты не представляешь себе, с кем ты разговариваешь, нахал!

— Неа, но билетик-то все базарит за тебя.

— Срочно веди меня к своему хозяину и поторопись, если не успеешь до отправления, всю жизнь будешь крутить педали на фабрике Томата.

— Ты вообще кто такой, кто по масти, призванию? Я тебе не шелупонь с серых кварталов, шарю за портовые делишки, — матрос явно не являл желание куда-либо вести Фарфора.

— Я тот, кто соберет анализы из хранилищ топливного пердилия, а потом определит, платил ли ваш порт транспортный налог за газ, добываемый из Тарсельвалифисинских лесов.

— Мда? Пахнет разводосом, я те че, мутный фраер тут базарить за то, в чем не шарю.

— Отвечу на твоем языке, — сказал Фарфор, снимая очки и поправляя галстук. — Ты сказал, что ты шаришь в этой теме, ты, басота серая[10].

— Ну да, наверно, — возмущенно, но не агрессивно ответил матрос.

— В курсе, сколько Цепигнил стоит?

— Нет, — отвечал служивый чуть обескураженно.

— Спроси хозяина.

— Ну он там, вон там, наверно, точнее начальник там, он точно знает, — матрос тянул пальцем на главное здание квадропорта.

— Щас такой попадос вам вывалю, что ни одна халява не заканает. Валетом торпеды бомбиловские разгребать будете, дуплетом с хозяином оттопыритесь.

— Ну ладно, че сразу угрожать-то, начальник и определит, кто ты, ну, пошли что ли.

Служивый выполнил просьбу, он привел Фарфора к начальнику квадрапорта:

— Прошу, вот кабинет, сейчас глянем, кто как балакает, — оказавшись вплотную у дверей, Фарфор заводил ухом и услышал, как кто-то внутри кабинета отчитывает рабочего.

— Ты какого рожна на должность поставлен? Гуляешь, руки в брюки, мусор по залу летает, как птицы над факторией.

— Ммммммм, — глуховато, непонятно промычал в ответ работник.

— Вышел я осмотреть, как общее дело поживает. Смотрю — мусор лежит. Я час стоял, смотрел на упаковку из-под печенья — никто не соизволил убрать. Где вы шляетесь, не ясно.

— Мммм, ммм.

— Опять же, отношение к любимым пассажирам. Они платят штепсели хозяину, хозяин нам, так кто нам первый платит?

— Мм мм.

— Вот и я о том же: пассажир платит — он всегда прав. Пассажир помощи просит — надо оказать.