Гуд и его разбойники вошли в пещеру. Маленький Джон тащил на спине некрупного оленя, задевая стены пещеры его тонкими, судорожно поджатыми ногами. Он никак не реагировал на слова своего предводителя, бессмысленным неподвижным взглядом смотря в пространство перед собой, если, конечно, вообще мог видеть. Радужная оболочка его глаз поблекла, став почти прозрачной, зрачки были деформированы и частично замутнены. Лицо и руки Джона были покрыты огромными трупными пятнами и гнилыми язвами, изо рта частично высовывался разлагающийся язык с копошащимися на нём личинками, которым мертвец точно не мог двигать, а следовательно, и отвечать Робину.

«Ну почему меня не сожрали волки?» – мысленно застонал Йован.

Маленький Джон сбросил оленя на землю. Из красивой шеи животного, теперь неестественно свёрнутой на бок, торчала стрела.

– Измельчал нынче зверь, – вздохнул Робин, толкая ногой тушу. – Ты видел хоть одного взрослого оленя? Неужто мы их всех перебили…

«Разговор с безмозглым зомбаком? Не дай бог так одичать».

Гуд достал нож с коротким кривым лезвием и принялся сдирать шкуру с животного. К мерзкому духу гнили добавился запах сырого мяса и крови.

– Эй, ты! – резко крикнул он, громче, чем следовало: по всей пещере даже зазвучало эхо. – Завтрак подан.

– Кажется, я только что стал вегетарианцем, – пробормотал Йован, неохотно поднимаясь.

Робин воткнул нож в бедро частично освежеванного оленя и вырезал кусок шириной примерно в ладонь.

– Лучшая часть гостю, – сказал он, не глядя протягивая окровавленное мясо.

Йован поспешно спрятал руки за спину, не имея ни малейшего желания дотрагиваться до оленины.

– Может, лучше сперва приготовить, а потом делить?

– Приготовить? – разбойник поднял брови. – На нашем костре ничего не зажаришь. Ешь сырым.

– Да ты издеваешься!

Робин медленно повернулся, исподлобья смотря на него угрожающим взглядом.

– Ешь, пока я тебя не заставил.

«А ведь он может», – испугался Йован.

– Слушай, я к тому, что ты бессмертный, но я-то нет. В этом мясе наверняка полно заразы и я запросто от него отброшу коньки.

– Что отбросишь?

– Умру, – пояснил он. – Сдохну, склею ласты, дам дуба и так далее.

Робин вздохнул и неохотно кивнул – всё-таки преждевременная смерть пленника ему была нужна меньше всего.

Подтащив тушу ближе к костру, он вытащил откуда-то из-за камня мешочек, наполненный порошком, судя по запаху, смолотым из трав, и бросил несколько щепоток в огонь. Пламя тотчас же затрещало, взметнулось выше и вскоре превратилось в нормальный огонь с жаром и дымом. Робин что-то прошептал над ним, рукой разгоняя дым, и клубы устремились в тоннель, ведущий к выходу.

Йован присел рядом с костром, грея слегка замёрзшие руки. Хоть погода снаружи и была тёплой, но пещера оказалась не самым тёплым пристанищем.

– Робин, а как ты докатился до такой жизни? – немного помявшись, спросил он в надежде узнать что-то полезное.

– Меня предали, – коротко ответил разбойник.

«Сейчас он расскажет слезливую историю, закурит сигару, выругается по-испански и уйдёт в закат под звуки гитары».

Но Гуд молчал, продолжая возиться с мясом. Было видно, что он давно этим не занимался и совершенно отвык от жарки на костре. Мясо шипело, истекало жиром вперемешку с кровью и умудрялось обугливаться, оставаясь при этом большей частью сырым.

– Я не эксперт, но вроде как у дичи сперва выпускают кровь, а потом уже готовят.

– Помалкивай, – огрызнулся Робин.

Снова взяв свой мешочек с порошками, он попытался уменьшить огонь, излишне жгущий несчастный кусок, но пламя почему-то почти погасло. Чертыхнувшись, разбойник снова принялся его оживлять, медленно подсыпая свои снадобья и совершенно не замечая, что кусок медленно сползает с палки, на которую был насажен. Через пару секунд, к радости Йована, изуродованное и уже почти несъедобное мясо шлёпнусь в золу, окончательно придя в негодность. Робин со средневековым изяществом обозвал покойного оленя плодом любви жабы и драной лисицы и отрезал от него новый кусок. Наконец он кое-как закрепил мясо на достаточном расстоянии над догорающими углями и, убедившись, что оно никуда не свалится, поднялся.

– Иди со мной, – приказал он.

Они прошли к выходу, в который уже проглядывала утренняя заря. Поморщившись с явной неприязнью, разбойник надвинул капюшон, закрыв волчьей пастью весь лоб до самой переносицы.

При свете Йован смог разглядеть окрестности куда подробнее. Холм оказался ещё меньше, чем виделось в темноте, совсем рядом струился тонкий ручеёк, вытекающий из расщелины между камнями, находящимися чуть выше и левее пещеры, вдоль которого Гуд и повёл Йована. Русло шло в чащу, всё расширяясь и расширяясь по мере удаления от источника и вдруг резко оборвалось, исчезнув под корнями невысокого, но широкого и раскидистого дуба. Робин похлопал выступающий узел, покрытый светлым лишайником и, поманив своего пленника за собой, скрылся за стволом.