Затем захожу в комнату Ники.

Обыск в комнате сестры — аморально, или допустимо?

Наверное, аморально. Но допустимо. Извиняться буду, лишь если меня здесь застанут, а сейчас нужно действовать.

Я переворачиваю все шкафы, обыскиваю тумбочки и кровать, простукивая и проверяя мебель на предмет тайников.

Схронов не нахожу. То, что с трудом можно принять за тайник и зацепку — лежащий под кроватью небольшой кожаный кошелек, перевязанный шнурком. Внутри — коллекция из двадцати трех серебряных монет с самыми разными лицами и надписями — похоже, из разных осколков.

Отгоняю неуместные мысли о том, где и когда сестра достала монеты — сейчас не до этого. Надо найти Нику.

Как только я выхожу из комнаты, мне в объятия влетает Кристина.

— Айдар, Веронику нашли! Ваши родители уже во дворе, готовятся выезжать. Она в больнице.

И по дороге мне приходится рассылать сообщения тем, кто по моей просьбе начал шевелиться. Или сделал вид.

Ника выглядела плохо. Оплетенная проводами, с парой капельниц по обеим сторонам койки. Часть головы выбрита и замотана бинтами. Левая сторона лица побагровела и распухла.

— Ее будут держать в искусственной коме из-за травмы мозга, — говорит мама. — Целителям вмешиваться нельзя. Помнишь, как с тобой было? Неопытный целитель накачал тебя лечебной энергией. Так и здесь — среди свидетелей оказался слабенький маг-недоучка. Но беспокоиться не о чем — в нее влили столько целительной маны, что она не сможет умереть… — голос матери сломался.

— Говорят, ее сбила машина, — прогудел отец. — Больше не говорят, хотя автомобиль наверняка попал на камеры.

Отец стоял возле кровати. Бессильно сжимающая кулаки скала.

Степа смотрел на Нику широко распахнутыми глазами. По щекам пацана катились слезы.

Посещение заняло около часа, а потом родителей и брата выпроводили из палаты.

Как только я остался в палате один, я достал из кольца контейнер с симбионтом, скальпель.

Кенку появляется передо мной по щелчку пальцев. Сразу сбрасываю ему информацию по поводу операции. Ворон перекладывает сестру на пленку, расстеленную на полу, причем умудряется не выдернуть ни один из проводов и внутривенных катетеров.

— Все знают, каждый мой поступок низок, — бормочу я тихо. — Вполне возможно, что я мразь, но я всё как всегда свалю на кризис…

На самом деле, не вижу ничего плохого в своих поступках. Если важные мне люди беззаботно пляшут на краю пропасти, не видя опасности, то я должен обеспечить их страховкой. Даже против их воли.

Операция проходит успешно. Симбионт закрывает рану, кенку вытирает влажными салфетками кровь, и на спине Ники теперь виден бугристый шрам. Вешаю на него иллюзию, чтобы не было вопросов у врачей, и выхожу из палаты. Родные сидят на диванчике возле двери.

Подхожу к отцу.

— Ты узнал, кто занимается этим делом, и что удалось выяснить по поводу нападения? Насколько я знаю, ее забрала скорая, а значит, на месте происшествия могли быть и сотрудники полицейского управления. И, возможно, даже те скоростные мрази, которые ее и сбили.

Папа вздыхает. Смотрит на меня устало.

— Что? Думаешь, что я не имею права знать? Или спрашиваю это от праздного любопытства?

Отец поднимается, берет меня за локоть и отводит по длинному коридору подальше, чтобы мама и Степан не слышали.

— Я знаю, как ты решаешь проблемы — слышал про торговый центр Липовых.

— Так кому будет хуже, если я и эту проблему решу так же? — тихо интересуюсь у отца. — Нике хуже точно не будет. А меня действительно порадует чужая боль. Да, вот такой вот я плохой человек.

— Именно поэтому я тебе ничего не рассказываю.

— Тогда я выясню сам.

— О, в этом я не сомневаюсь. Только к моменту, как ты найдешь виновных, малость подостынешь и посмотришь на ситуацию здраво, и вместо того, чтобы рубить с плеча, ограничишься соразмерным ответом.

Зря, конечно, он так думает. Вряд ли я остыну до такого состояния, чтобы не воздать причастным с лихвой.

Ночь у меня выдалась длинная. Хорошо, что родные не стали играть в героев сериалов, которые днями и ночами сидят у постелей родственников, отлучаясь только в туалет и ближайшую столовую, и поздним вечером приехали домой.

Пришлось накрепко усыпить их и провести еще три операции. Вызванный кенку вместе с гоблинами перекладывал отца, мать, обтирал влажными губками тела, смывая кровь. Часть крови с пленки пролилась на паркет, пришлось отмывать и его.