– Даже жалко, что не стащила, – растерянно сказал Самуил. – Она такая… нет, эпитет не подбирается. Но пальто я бы ей с удовольствием подарил.

Им отлично жилось у Тима, причём даже не вопреки тесноте, а благодаря ей, по крайней мере, отчасти. Получилось примерно как в детстве на праздники, когда родни и друзей полон дом.

Всем троим в этом смысле было что вспомнить. Самуил – единственный сын у родителей, зато отец у него из большой семьи, разбросанной по всему Содружеству, поэтому на каникулах дом наполнялся многочисленными кузенами и кузинами всех возрастов. Он ужасно любил гостей, водил их гулять своими секретными тропами, придумывал новые игры, а по ночам в тёмной спальне шёпотом пересказывал взрослые книжки, которые таскал из шкафа родителей, специально для поддержания в нём интереса прятавших их туда. Надя выросла в доме бабушки, где всегда крутилась соседская детвора. В Грас-Кане так принято, там за детьми всем кварталом понемножку присматривают – кто дома, и у кого есть желание. И обедом кормят всех, кто под руку попался, не разбирая особо, где чужие, а где свои. А у Тима старшие сёстры и куча племянников в разных городах, все вместе весёлым табором катались на праздники из Лейна в Шаль-Унаван, оттуда в Адани и снова обратно в Лейн, потому что ездить друг к другу в гости на поезде в сто раз веселей, чем жить в одном городе, – были уверены дети. Впрочем, взрослые тоже так думали, а то бы иначе организовали свою семейную жизнь.

Жизнь втроём в маленькой тесной квартире оказалась похожа на затянувшиеся каникулы: спать до полудня, заказывать завтрак по телефону, звать в гости соседа-фотографа, у которого вечно шаром покати, бесцельно гулять, глазея по сторонам, читать не для дела, а просто для удовольствия – находки Тима из интернета и старьё из букинистической лавки, где теперь дружно скупали, не разбираясь, пачками всё подряд. Ходить вечерами в секретный бар, заключать по дороге пари, привезут ли сегодня кота и куницу, возвращаться домой кругами, варить глинтвейн по ночам, обсуждать впечатления, спорить о самых важных вещах на свете, как в юности, только не заботясь о точности выражений, благо слова не имеют силы, когда говоришь на чужих языках.

Самуил восхищался: «Лучший отпуск за многие годы, я так отлично даже дома не отдыхал». «А я отдыхала! – смеялась Надя. – Но очень давно. У своих стариков в Грас-Кане. Вот вернёмся домой, планируйте длинный отпуск, я хочу отвезти вас обоих в Грас-Кан». Тим соглашался с обоими, думал: «Какой же я молодец, что заманил их в гости!» Но при этом немного нервничал, потому что странная дама с книжной коллекцией, знакомство с которой он обещал Самуилу и Наде, за всю неделю в «Крепость» так ни разу и не пришла. А спросить у Даны, где её отыскать, стеснялся. Думал: «Не до такой же степени мы друзья».

Выдохнул только увидев в баре Юрате. Не исчезла, не растворилась в ночном тумане, не подвела! Тим не то чтобы всерьёз сомневался в Юратином существовании, не настолько она похожа на сон. Но почти поневоле вспоминал публичные философские лекции о зыбкой природе реальности, из которых мало что понял, однако ощущение стопроцентной уверенности в чём бы то ни было потерял после них навсегда.

По дороге домой Самуил и Надя молчали, но так выразительно, что можно было ни о чём не расспрашивать, и так понятно, что они очарованы и сражены. В задумчивости забрели чёрт знает куда; то есть, что это за место, Тим сразу понял, а вот как их туда занесло, неизвестно, и «Крепость», и дом совсем в другой стороне. Здесь текла река, а под мостом висели качели, ярко раскрашенные, со спинкой, широкие, как минимум, на двоих. Чтобы на них забраться, пришлось разуться, закатать штаны и войти в реку, мелкую, всего по щиколотку, но такую быструю, что запросто могла бы сбить с ног. Но они устояли, добрались кое-как до качелей, залезли, все втроём поместились: Тим тощий, Надя миниатюрная, а Самуил обнял их обоих, и это решило вопрос, куда его широченные плечи девать.

– А это точно ТХ-19? – наконец спросил Самуил. – Мы в чей-нибудь сон по дороге не въехали? А свою квартиру ты случайно не заколдовал?

– А так вообще можно? – удивился Тим. – Заколдовать квартиру, чтобы выходить из неё в чьи-то чужие сны? Я бы хотел! Но, к сожалению, не умею. С другой стороны, будь это не настоящая ТХ-19, здесь бы были открыты все лавки и кабаки. А так только «Крепость». И кофейни на вынос работают. И продуктовые супермаркеты. И вроде бы, всё.

– Это было иносказание, – улыбнулся ему Самуил. – Просто такой хитро выкрученный комплимент.

– Ну вот даже не знаю, – вздохнула Надя. – По-моему, никакое это не иносказание. А констатация факта. Здесь не совсем ТХ-19. Так мне говорят мои органы чувств. Местами она, а местами что-то другое. Иногда даже в большей степени дом, чем Лейн. Вот прямо сейчас, например. И в том баре. И в маленьком парке с прудами, где мы гуляли позавчера. И на улице с аркой. И в проходном дворе, где мы в первый день заблудились. Да много где! Только не спрашивайте, что я имею в виду. Я не знаю! Даже себе пока объяснить не могу… А кстати, эту Юрате из бара я и в Лейне не очень-то представляю. Не человек, а сказочный персонаж! Хотя у нас она всё-таки больше к месту, чем в ТХ-19. С Лестер Ханой, к примеру, могла бы дружить.

– Разве что с Лестер Ханой, – хмыкнул Самуил. – А кстати, ты с ней знакома?

– Бог миловал, – рассмеялась Надя. – В такие неприятности я до сих пор не влипала. Хотя может быть стоило – специально ради знакомства с ней.

– Так не обязательно именно неприятности. Можно же просто жить по соседству. Или иметь общих приятелей. Или в одно и то же кафе ходить.

– Теоретически, да. А на практике я никого не знаю, кто бы с ней просто дружил.

– Саша, вроде, с ней дружит, – неуверенно сказал Самуил. – Я дважды видел их вместе. Один раз сидели в баре, шептались. Второй – по трамвайным рельсам в обнимку шли.

– Ну – Саша, – пожала плечами Надя. – Я имею в виду нормальных людей… И как тебе Лестер Хана?

– На расстоянии очень понравилась. А близко я не стал подходить. Оба раза было понятно, что им сейчас не нужна дополнительная компания. Я наглый, конечно, когда мне надо. Но против таких двух воль не попрёшь.

(Читать сплетни о каких-то невнятных чужих знакомых вряд ли кому-нибудь интересно, поэтому надо тут рассказать, что Сашей Ловцы называют Ший Корай Аранаха; говорю же, каждый получает новое имя, когда о нём вспоминают в потусторонней реальности, тем более, если вслух говорят. Сидишь себе дома в Лейне, варишь кофе для друга, который наконец-то надолго остался в гостях, и ни сном, ни духом не ведаешь, какими именами тебя сейчас поминают знакомые в разных мирах. И расспросить их потом не получится, потому что дома они это имя забудут. Даже если специально в блокноты запишут: «Саша», в Лейне всё равно прочитают: «Ший Корай Аранах».