«Значит, этот гудящий Нотр-Дам-де-Омега и есть основной актив моей новой фирмы. Придётся заняться его изучением. За триста тысяч в месяц я хоть всю Махабхарату выучу и спою под сенью сливы в позе лотоса», – решила Лена. Она довольно смутно представляла, что из себя представляет эта Махабхарата, но не раз слышала о ней от Маши и Марины.

– Чтобы выйти в свет, чтобы он признал тебя своей частью, за спиной нужно иметь приличный багаж. Клад из опыта и знаний, – сказал Павел Петрович, заметив покислевший вид спутницы. – В любом случае, блаженное неведение тебе уже не светит.

– Все твои намёки на «свет» у меня ассоциируются с толпой накуренных в хлам хиппи в обносках, медитирующих на ковриках перед голой стеной Ашана. Ты, случайно, не заманиваешь меня в грибной ашрам дядюшки Ошо?

Павел Петрович рассмеялся.

– Разум с радостью примет любое учение, которое сможет нажать на его заветные рычажки. Но маленькая иллюзия скоро растает, поскольку у любого разума есть одно волшебное свойство, заложенное производителем. Снова и снова этот инструмент будет заставлять уютно расположившийся на подушках удовольствия разум отрывать свой зад в поисках того, что будет жать на эти рычажки всё сильнее и сильнее. Пока, наконец…

– Пока, наконец, что?

– Пока, наконец… всё, – Павел Петрович развёл руки в стороны с загадочно-ехидной улыбкой буддистского гуру, который познал (или сделал вид, что познал) сразу всё везде и ничто нигде. – Учи матчасть, – ткнул он пальцем на брошюру.

– Ладно, выбора у меня всё равно нет, – согласилась Лена. – Будем познавать и жать на рычажки.

– Ошибаешься, – вмиг посерьёзнев, ответил собеседник. – Выбор был, есть и будет всегда. Парадокс лишь в том, что он уже сделан. Я уехал, часа в четыре ещё заеду. Если будут вопросы по технической части – Людмила поможет, но я не советую лишний раз беспокоить её понапрасну. И не забывай, у нас здесь полузакрытый режим. Выход из ангара – не больше тридцати минут в день, по графику. График у Михаила. Ты всё равно не куришь, лишний кислород не потребляешь, делать тебе снаружи нечего. Выход за пределы участка в рабочее время – только с моего разрешения и лишь в экстренных случаях. Никто не должен знать, что здесь творится. Даже твоя мама.

Павел Петрович покинул ангар, оставив Лену с синей брошюрой и размышлениями о неожиданно сузившейся «Вселенной». Прогулки по полчаса за высоким забором – это что-то новенькое, прям как на зоне. Впрочем, всё равно лучше, чем в автомагазине, – оттуда и выходить некуда.

Она заняла своё место, обозначила его любимой кружкой и маленьким красным зеркальцем, включила компьютер и открыла брошюру. Рабочий стол загрузился, незнакомый интерфейс ввёл в ступор. На экране высветились странные ярлыки и совершенно незнакомые пиктограммы, все привычные функции работали как-то по-другому или же вообще отсутствовали. Даже курсор мышки ползал как-то иначе. Михаил объяснил, что компьютеры в ангаре настроены исключительно под рабочие процессы, специальная программная оболочка давала доступ к управлению и внутренней системе производства, в которую были вшиты бухгалтерия и весь техпроцесс.

«Вот тебе и пасьянс-косынка… Ни интернета, ни чата с подружками», – продолжила огорчаться Лена. Сотовая сеть в ангаре не ловила.

Похоже, в этом бункере действительно придётся браться за ум и набивать рюкзак знаниями, опытом и деньгами, раз выбор уже сделан. С трудом осилив десяток страниц с непонятными словами, схемами и инструкциями, она заварила чай в пакетике и попросила вроде не слишком занятого Кирилла помочь с методическим гранитом науки. Тот нехотя встал с места и, опасливо косясь на потолок, подошёл. Взгляд Лены последовал в том же направлении и встретился с мигающим красным глазом камеры наблюдения в углу.

«И тут большой брат следит… В туалете тоже камеры? Впрочем, надо же забыть про слабость и жалость. Хотят – пусть смотрят, нам стесняться нечего».

Так, попеременно отрывая от работы то Кирилла, то Михаила, Лена управилась с брошюрой. Теперь она могла сказать, какое вещество в какой из бочек находится, как их надо хранить и куда засыпать. И даже примерно запомнила, какие кнопочки надо потом нажимать, чтобы эти вещества благополучно усвоились в механической утробе.

– Здесь у вас как будто тюрьма строгого режима… Всегда так было? – спросила Лена то ли Романа, то ли Рустама в короткий обеденный перерыв.

– Нет, не всегда. Я сам тут не так давно, но народ рассказывал, что когда-то здесь были чуть ли не райские условия: прямая маршрутка из города, бесплатные обеды привозили, даже корпоративы на улице устраивали. Шашлыки, музыка, коктейли… А потом кто-то попытался выкрасть какие-то секретные формулы из сейфов и с тех пор вот так… Действительно, как в тюрьме. Условия, конечно, не самые гуманные, но в трудовую инспекцию никто не жалуется. Деньги хорошие, у меня жена просто счастлива. Не переживай, скоро и ты привыкнешь.

«Скоро привыкнешь», – отзеркалилось эхом где-то в голове. «Интересно, можно ли за деньги продать всю свою жизнь? День за днём, каждую минуту, каждую секунду делать то, что тебе не хочется во имя того, что нужно кому-то другому. Отказаться от солнечного света, решать чужие проблемы, думать чужие мысли… Да не, глупость. Мы же не лохи какие-нибудь. К тем ли «истинам» ты свернула в этот раз, подруга?».

Тем временем Михаил подсунул ей на подпись первые платёжки. Бегло пробежав их глазами и спросив «на поверхности» одобрения у Паши по телефону, Лена поставила свою первую подпись и даже заверила её круглой синей печатью из верхнего сейфа. Всё, готовый натуральный гендиректор, пол женский, одна штука. Сам Павел Петрович заехал ближе к окончанию рабочего дня. Он забрал подписанные платёжки и предложил выйти проветриться наружу.